Баба Люба. Вернуть СССР 3
Шрифт:
— Спасибо, Пётр Кузьмич, — поблагодарила я и отметила себе в блокнотик. — Следующий… Ксюша, давай ты.
— Ну… я не очень хорошо училась в школе, — покраснела девушка и запнулась, — у нас сначала был немецкий, до шестого класса. А потом училка уехала, и стал английский. Но мы там, в основном, класс убирали. Те, кто хотел тройку в четверти.
Она совсем смутилась и умолкла.
— Понятно, — кивнула я и отметила у себя в тетрадке. — Давайте дальше. Кто там следующий?
— Я сдавал кандминимум по английскому, —
— У вас научная степень, Фёдор Степанович? — поразилась я.
— Да нет, я потом женился, в аспирантуре. Дети сразу пошли, один за другим. Пришлось думать, как их прокормить. Стипендия в аспирантуре маленькая, а в сельской школе платили хорошо. Ещё и жильё дали. Мы переехали и всё. — Он вздохнул и задумчиво посмотрел в окно невидящим взглядом.
Я тоже вздохнула. Вот так молодёжь часто на два шага вперёд не думает. Что стоило его жене подождать год-два с детьми? Да и с замужеством. А так карьеру мужику на взлёте испортила. Видно же, как он мается, чувствует себя не на своём месте. Иначе бы в секту эту не пошёл. Хорошо, хоть пить не начал.
А вслух сказала:
— Но всё равно, вы конкретизируйте, пожалуйста. Разговорный? Чтение? Письмо?
— Да, пожалуйста, — кивнул Кущ, и конкретизировал, — чтение и письмо нормально. Хотя нет, письмо — хорошо. Мы с ребятами статьи пишем в научный журнал и там нужно аннотации на английском. Я сам пишу их. Причём переводчик почти не исправляет после меня. А вот разговорный — плохо. Нету практики, как и у остальных.
— Ясно, спасибо, — черканула себе заметку я, — давайте дальше. Ефим Фомич?
— Я свободно разговариваю на английском, — неожиданно заявил Комиссаров.
Честно говоря, у меня глаза на лоб полезли. Да и не только у меня. По комнате прошелестели удивлённые шепотки. Наш Комиссаров чаще всего был угрюм и крайне молчалив. Зачастую молчалив. В склоки и разборки старался влезать минимально. Я, честно говоря, о нём единственном конкретного впечатления так и не сложила, до сих пор. Но вот то, что простой постсоветский слесарь из глубокой провинции свободно владеет английским языком — поставило меня в тупик. Вроде не врун он.
Видимо моё лицо от удивления вытянулось, потому что Комиссаров рассмеялся:
— Здесь всё просто, я служил на флоте, а потом после мореходки на корабле дальнего плавания работал. Мы много стран повидали. Английский так и выучил.
— А кем вы работали на корабле? — заинтересовался Пивоваров.
— Я ж говорю. Так и работал. Слесарем, — развёл руками Комиссаров. — А потом травму ноги получил, вот меня и списали на сушу. В КАлинов приехал, к мамке. Здесь женился. Работаю вот, на нашем фаянсовом заводе, слесарем.
Все опять зашушукались. Степень уважения к Комиссарову резко скакнула вверх и задралась на заоблачную высоту.
— Понятно, — я это отметила тоже у себя и продолжила, —
— А почему это они не рассказывают при всех? — сразу пошла спорить Белоконь.
— Потому что про их уровень мы уже поговорили, и я его выяснила.
— Ничего не знаю! — психанула Белоконь, — сейчас мы слушали только мужчин и Ксюшу.
— Они мне в личном разговоре рассказывали, — ответила я.
— А почему это они за спиной у всех какие-то личные разговоры с вами ведут, а мы должны тут как на собрании анонимных алкоголиков всё о себе выкладывать? Может, я не хочу!
— Не дури, Ирина! — хмуро сказал Пивоваров, — Любовь Васильевна не просто так опрос проводит.
— А почему она со всеми по-разному его проводит? — чуть не плача, сказала Белоконь, губы её дрожали
— Так, Ирина Александровна, — решила прекратить весь этот дурацкий балаган я, — насколько я понимаю, вы не особо дружите с английским языком, да? Правильно?
Белоконь покраснела, но потом через силу кивнула.
Я поняла, что нужно успокоить народ, а то сейчас начнётся. И сказала:
— Мне эта информация нужна не для того, чтобы выставлять кого-то дураком или полиглотом. На основании её я подготовлю для каждого из вас индивидуальную траекторию развития. Потому что когда вы все поедете в Америку, то вы должны не только уметь сказать «здравствуйте» и «Лондон — столица Англии». Но и свободно общаться, бегло читать и писать.
— Да зачем это нам?! — отмахнулась Рыбина, — и без всего этого столько лет прекрасно жили.
— Я потом вас всё объясню, — пообещала я, — но чуточку позже. И уж поверьте, когда вы узнаете мои планы, вы наперегонки побежите учить английский. Вроде всё обсудили?
И тут Зыкова подняла руку.
— Что тебе, Ксюша? — удивилась я.
Она чуть покраснела от внимания стольких людей, но всё-таки тихо сказала:
— А что во-вторых?
Глава 12
И только-только я собралась ответить на ксюшин вопрос, как распахнулась дверь и заглянул Ростислав. Лицо его было при этом какое-то… растерянное, что ли.
— Любовь Васильевна! — сказал он, скривившись, дескать в комнате много народу, — вы сейчас мне нужны.
— Но у нас собрание, — ответила я, кивнув на собравшихся членов моей группы.
— Перенесите на другое время. Жду вас на выходе, — строго отрезал Ростислав и закрыл дверь.
Мои возбуждённо загомонили. Насколько я понимаю, в общине так было не принято.
— Всем спасибо, — сказала я, поднимаясь с места, — все всё слышали. Так что сейчас разбегаемся. Обдумайте свои стратегии изучения английского. Давайте соберемся… эммм… так, завтра я не смогу. Давайте послезавтра?