Баба Яга прибудет из Парижа
Шрифт:
— С тех соревнований. Сейчас точно узнаем у родни.
— Она-то каким боком к танцам?
— Она была парой Романа. До самого последнего…
— Значит, она точно должна знать, что там произошло. Почему парень таким стал? Кто виноват?
— Я тоже так думаю.
Приехали по адресу. Дверь стоит дубовая: крепкая и красивая. Звоним в дверь. Никто не открывает. Я прижала ухо к двери, прислушалась. Слышно, что за дверью кто-то есть.
— Откройте, пожалуйста. Мы знаем, что вы дома.
— И что? Я вам не обязана открывать. Вы кто?
— Я была на месте преступления, когда вашу дочь
За дверью загремели замками и цепочками. Дверь открыла женщина. Отошла, пропуская нас внутрь.
— Проходите на кухню. Там будем разговаривать.
Мы с Никитой зашли на кухню. Обычная кухня. Чисто, приятно пахнет корицей и ванилью. Обычный гарнитур, обычная посуда. Все как у всех. Ничего сверхъестественного и демонического. Даже веселенькая яркая расцветка присутствует в палитре цветов. И тут жила будущая жена сатаны? Не похоже…
— Что вы хотели узнать?
— Все, что сочтете нужным рассказать.
— Моя дочь не виновата, что с Романом так случилось.
— А почему вы оправдываетесь? Вас разве кто-то обвиняет?
— Да нас с тех пор все обвиняют, кому не лень. Во всем. Вон и родня этого Сашки Гвоздева. Приперлись, на панихиде скандал устроили. Муж от стресса в больницу после этого попал.
— Вы дверь поэтому никому не открываете?
— Я всем перестала дверь открывать. Я их боюсь.
— Почему? Они угрожали?
— Карами небесными грозили. А нас и так Бог покарал. Хуже нет, когда ребенок твой умер, а ты жива.
— Вы думаете, что она сама умерла?
— Они так кричали. На все кладбище орали, что она самоубийца. А это не так. Она верующая. Она не могла. Мы с мужем перепугались, что вдруг на кладбище запретят хоронить…
— Если разрешение есть, никто уже не запретит. Так что зря пугались. Кладбища у нас светские.
— Мы не знали. Ее отпеть успели в церкви. А Гвоздевы-то уже на кладбище приехали и скандал закатили. Дочку убийцей выставили. А она никого не убивала. Неправда это все. Оговорили ее злые люди.
— Я знаю точно, что ваша дочь не самоубийца. И могу вам это доказать.
— Как вы докажете? Полиция ничего доказать не может. Никому ничего не нужно. Никому…
— Ее убили. Цинично и жестоко, навязав чувство вины.
— Убили? Кто? Кому это нужно?
— Человеку с извращенной фантазией. Он использовал ее страхи. Но это точно убийство. Вне всяких сомнений.
— А полиция почему так не думает?
— Откуда вы знаете, что они думают?
— Они сказали, что это самоубийство…
— Им так выгодно, чтоб это считали самоубийством. Хотите, прямо сейчас вам докажу обратное?
— Хочу. Иначе я просто сойду с ума.
И я в подробностях изложила все свои подозрения по поводу убийства. Она время от времени перебивала меня, задавала вопросы. Я терпеливо объясняла. И про босоножки, которые потом нашли в дупле. И про телефон, который оказался притоплен вместе с банковской карточкой в пакете. И про туфли, которые возникли ниоткуда. Про бутылочку с транквилизаторами. Про цветы и ленты. Про все в подробностях. Мать Королевой сидела, внимательно слушала, вытаращив на меня глаза. Она таких подробностей не знала. Полиция ей ничего не объясняла. Просто попросили опознать труп, поскольку жертва была без документов. И все.
— Хотите
— Даже не знаю, чем вас благодарить. Душу облегчили.
— Расскажите мне все по порядку. Что там произошло много лет назад с Романом. И что вам говорила ваша дочь в свое оправдание. Что говорили остальные люди, тоже вспомните. В общем, чем подробней мне расскажете, тем для дела будет лучше. Легче убийцу будет вычислить.
— Ну хорошо. Слушайте, — сказала она. И повела свой рассказ с самого начала. Поведала она мне много интересного.
— Люди думают, что бальные танцы — это просто красиво и все. Молодые красивые люди танцуют красиво. Все честно и гламурно. И никто со стороны не знает изнанки. В танцах интриг не меньше, чем в балете. И даже больше. Балет — это наше все. А к танцам пока такого отношения нет. Но деньги там крутятся, и притом немалые. Первым делом никто не задумывается, сколько надо денег на экипировку. Бальные платья для танго, платья для вальса и так далее. Для каждого танца свое платье. Меняться они должны постоянно. Иначе люди, как в 19 веке в высшем светском обществе, подвергнут остракизму. Это моветон, когда в одном и том же, пусть и великолепном, платье выступаешь дважды. Это обязательно заметят «доброжелатели» и тут же начнут перемывать кости. Злословить и сплетни мерзкие распускать.
— Могу себе представить. Если не умеешь шить сама, то разорить такое увлечение запросто может.
— К нашему счастью, я и сама шить умею. Но моя сестра шьет шедевры. Творит. Она владеет небольшим ателье, но костюмы нашим деткам всегда конструировала и шила она сама. Лично. Своими ручками. Ночей не спала. У нас, благодаря ей и ее костюмам, которые она шила, затраты были небольшими. С обувью ведь такие же проблемы: колодка должна быть удобная и не натирать. К каждому соревнованию мы выдавали шедевр. Отчасти поэтому наша пара и лидировала всегда. Они же с Ромой по всем параметрам подходили. Пара была, как говорится, от бога. И вот беда пришла, откуда не ждали. Настало время Наташе влюбиться. Надо же было ей не в Рому влюбиться, а в этого Александра Гвоздева. А тот всегда был вторым. И завидовал Роману. Вроде и друзья, но завидовал.
— С чего вы взяли?
— Что друзьями были? Так они втроем с детства дружили. У одного учителя в одной группе начинали. С младых лет вместе. Это потом, под конец, разные у них учителя стали. Рому с Наташей заметили и пригласили к знаменитому Щербакову.
— Ничего себе. К самому?
— Вот именно. Кто бы отказался? Это карьера гарантирована. Успех. И вот дружба дала трещину. А тут еще эта любовь…
— Сам Гвоздев как на ее чувства отреагировал?
— А вот сейчас поймете. Сейчас расскажу, как этот подонок мою дочь использовал, чтобы Романа уничтожить. Он же честно победить не смог бы никогда. Не тот у него уровень. Он красив и статен. Танцует как бог. Но вот именно, что как. А Рома — бог танца. Наша Наталья лишь оттеняла талант Романа, если честно. Он бы побеждал и с другой напарницей. Если бы Наташа вздумала поменять пару, то в напарницы к Роману очередь бы выстроилась аж до Китая.