Бабье гнездо
Шрифт:
– Жена найдёт себе другого,
А мать сыночка никогда.
Так жалобно он тянет, что у ребятишек слёзы наворачиваются на глазах. Жалко им становится дядю Сашу. Уж больно в нём сидит глубокая тоска.
Накануне Нового года ребятня собьётся, в кучу у кого-нибудь и грезят о подарках Деда Мороза, распевая песенку «В лесу родилась ёлочка». И так сладко мечтают о гостинцах, разжигая друг у друга аппетит и зная, что подарков им никто не принесёт, сойдутся на том, чтобы пожарить картошку на воде, и этим были сыты.
В конце февраля, за ночь нанесло снега вровень с крышей. Выйти утром не могут, дверь сенцев открыли, а там
* * *
В «бабьем гнезде» жила талантливая рукодельница Анна Леонтьевна. Свою жизнь она украшала искусством – делала из цветной бумаги цветы, мастерила ёлочные игрушки из ваты и картона. Ярко их разукрашивала, покрывала лаком, блестящей крошкой, что придавало нарядность и праздничность. Этим жила, радовала себя и окружающих. А уж песенница была, всех заразит пением. Жил с нею младший брат с женой. Брат нигде не работал, художничал. Рисовал картины, а жена продавала. Вся комната была пропитана запахом масляных красок, стены завешаны картинами. Последней его работой было большое полотно, срисованное с репродукции картины художника Ге «Петр I допрашивает царевича Алексея в Петергофе». Прознал участковый милиционер про художника - самоучку и чтобы выслужиться перед своим начальством, донёс, что есть у него на участке бездельник, тунеядец. Органы, жадные на дармовую рабскую силу, передали дело в суд. Суд приговорил художника на шесть месяцев заключения в местах отдалённых от дома. В последнем слове на суде художник высказал: «Что вы мне даете полгода, дайте уж год. Для меня, что дома, что в зоне - все одно. Что там, что здесь, не мёд. Какая разница, где нести мне свой крест».
У Леонтьевны собирались петь песни и поворожить на картах. Леонтьевна раскладывает на столе карты, кому-то предсказывает судьбу, кого-то утешает, и все поют.
Потеряла я коле-е-е-чко,
Потеряла я любо-овь, да любо-о-овь,
Наверно, потеряла я любо-овь...
Леонтьевна, выдумщица на затеи была довольна, что она при деле. Это приносило ей удовлетворение и смысл. Она отдавала душу своему занятию, этим и жила.
В ночь под Новый год она ходила по дворам, нарядившись Дедом Морозом, оттаивала сердца людей, замёрзшие в тусклом быту, будила радости детей и стариков, чтобы весёлыми глазами встречали Новый год. Заглянула она к Катерине и сманила её с собой в клуб. Кружились они в хороводе вокруг ёлки, и Леонтьевна чуть не сгорела. Какой-то мужик спьяну, небрежно бросил горящую папиросу. Та попала в Леонтьевну, и наряд деда мороза вспыхнул. Но спасло то, что пламя горящей одежды сбил мужчина. Он накинул на неё своё пальто и понёс домой. Путь ему показывала Катерина. Дома Леонтьевну уложили в постель, а Катерина отогревала мужчину горячим чаем. Так Катерина познакомилась с Фёдором. Головы их закружились, а сердца зажглись негаснущим пламенем, и они стали встречаться. С тех пор люди часто замечали их вместе.
А Ванюшка осиротел, хоть и приветлив был с ним Федор, но он чувствовал себя брошенным волчонком. Забрал у него Федор мать, вытеснил его из сердца
Жена Фёдора почувствовала изменения в муже, его охлаждение к дому. И ей захотелось посмотреть на соперницу, с кем это она своего мужа делит, чтобы коварную змею со свету сжить. Посмотрела на ее, посмотрела на сына Катерины, и накатала жалобу на имя начальника шахты, чтобы разобрались с поведением Загладина Фёдора.
Нескрываемая любовь ела глаза и начальникам, и как-то начальник шахты, на которой работал Федор, вызвал его в кабинет.
– Ты, что там гарем развел, многоженец. Давай с этим завязывай. У тебя же своих детей двое, ты, что их отцовства лишаешь.
– А я их не лишаю.
– Не лишаешь. Избегался, кобель.
Федор сломал чернильный прибор на лысине начальника, залил лицо чернилами. Начальник захлебнулся в ярости и взревел.
– Вон, отсюда сукин сын! Сгною!
Федор взял со стола бумаги и размазал чернила по пухлому, розовому лицу начальника.
– Не учи начальничек, у тебя у самого рыло в пуху. Сам-то сколько семей разрушил, у тебя гарем похлеще моего! – и, хлопнув дверью, вышел.
Вечером Фёдора арестовали и увезли.
В молодости Фёдор не долюбил. Юнцом его забрали из Рязанщины на шахты. Вскоре Фёдор женился. Надоело таскаться по общежитиям. Захотелось семейного уюта.
До Катерины дошли слухи, что Фёдора посадили.
– Я не могу жить без Фёдора, без него мне свет не мил.
– Ничего, найдется другой, и забудешь, – успокаивала её Леонтьевна.
Но Фёдор из головы Катерины не выходил, и вскоре от него она получила письмо – треугольничек.
«Дорогая моя Катюша. Знала бы ты, как я люблю тебя. Нет у меня на свете никого кроме тебя. У меня отобрали всё. Но не отнимут у меня тебя. Жди меня, и мы будем вместе. Целую тебя всю, ты моё спасение, ты моя радость, ты моя жизнь. До встречи».
Но встретиться им, было не суждено, умер Фёдор в заключении.
Жена Фёдора, Варвара, затеяла отомстить Катерине. Подкараулив её, она, откупорив стеклянный пузырёк, плеснула кислотой в глаза Катерине. Но Катерина, подставив руки, успела защититься. Были поражены варежки, пальто и руки. Сбросив варежки, она стала снегом мыть руки. Варежки сгорели, пальто пришло в негодность. Следы ожогов на руках так и остались.
Вскоре стал приближаться к Катерине другой мужчина. Он упорно стрижет её глазами, и настойчиво добивается её.
Так появился у Катерины Игнат. Он был молчун, будто обвернулся Катерининой заботой, спрятавшись от жизни, и поглядывает оттуда пугливыми глазами. Придет с работы, молчком наестся и спать. Ванюшка чувствовал, что этот дядька у них долго не задержится. Что от его неживучести, все живое завянет, и поблёкнет, и что в «бабьем гнезде» не только жизнь закиснет, но и солнце погаснет. Так оно и случилось. Пришедшему с работы Игнату Катерина накрыла стол.
– Кушай, Игнат, и вон твой чемодан, я его собрала, поешь и в путь дорожку. Ни чё у нас с тобой не получится, искры из жизни мы не выбьем, а только зачахнем, да мхом покроемся. А зачем сердце угнетать, да душу гневить.
Игнат посмотрел на чемодан. Молча поел и, взяв чемодан, молча вышел. Исчез так же тихо, как и появился. После ухода Игната Катерина облегчённо вздохнула, кроме жалости, она к нему ничего не питала. Игнат оказался не крепок, не выбил память о Федоре, но боль притупил.