Бабье гнездо
Шрифт:
Как-то под вечер на глазах Ванюшки нагрянула в «бабье гнездо» милиция. Увидев милицию, Матвей кинулся к Лизе, в мгновение из сапога сверкнуло лезвие и со словами: «Сдала, сука!» – вонзил в неё нож.
Со связанными назад руками Матвея вывели на улицу, и повели под конвоем, с наганами в руках. Матвей приостановился.
– Начальнички! Не празнуйте, прийду я по ваши души!
– Пшел в перёд, недобитый бандеровиц. Напужал девку мудями. – пробурчал кто-то из конвойных и конвой двинулся. Милиционеров ничем не напугать, они давно перешагнули через себя, чтобы быть на плаву.
– Крутиться, виртиться шар голубий.
Крутиться
Крутиться, виртиться,
Хочет впасти.
Хлопчина дивчину хочет вкрасти...
тра-ля-ля, тра-ля-ля, тра-ля-ля-ля, – запел Матвей и пошел приплясывая. Вскоре конвой скрылся за поворотом.
После ареста Матвея Лизу схоронили. Она была из раскулаченных. Когда её семью ссылали на Север, ей в дороге удалось сбежать. Так Лиза появилась на шахтах.
Анютка забилась в уголок кровати и тихо взирала оттуда, будто увидела мир вновь. Произошедшие события парализовали её волю и вселили страх.
* * *
Бросил «Бабье гнездо» и Саша, оставил Риту с детьми одну. «К лучшему это, или к худшему», – судить никто не брался, – «Бог им судья». Только после ухода Саши Рита стала деспотична к своим детям. Бьет их, и задавила обязанностями по дому. Дети превратились в маленьких старичков, изнуренные не по годам грузом непосильной работы. Рита хотела сделать Сашу карманным мужем, на привязи держать, но сорвалось. Саша жил с Ритой, а сам всё больше скучал по родному краю – тамбовщине. И не захотел, чтобы его косточки лежали в уральской земле, а ушли туда, где появились на свет.
Огород, который разработал Саша, теперь лег на плечи детей, но плечи детские не выдерживали такой груз, и огород захирел. Рита исходила истошно визгливым голосом, да злостью на всех. В несложившейся жизни она винит Катерину, напускает на неё наговоры, проклятия, желает ей всяких напастей, разносит про неё всякие небылицы, сплетни. Она ночью зарыла у Катерининых дверей узелок, где был клубок волос с наговорами и проклятьями: «Чтобы твой выкормыш сдох!»
Ванюшка спорил с Генкой по прозвищу «крещённый» о боге. Ванюшка утверждал, что: – Бога нет! – А Генка твердил, что: – Есть!
– А ты его видел?
– А как его увидишь, он на небе живёт.
– А самолёты там летают, чё-то не видят его.
– А он ещё выше самолётов. Самолёты до его не долетают.
Часто Ванюшка похаживал на железнодорожную станцию, смотреть на уезжающих и приезжающих людей, на красивый, зелёный с большими красными колёсами паровоз, называемый учеником. Там он видел молодого человека, с толстыми книгами под мышкой. Его называли, марксистом. Марксист всё время ездил в город. Ванюшка смотрел на него, как на особого человека. Этот, наверное, знает абсолютно всё. Он точно знает, что бога нет. Вот он бы Генке, раскрыл глаза, думалось Ванюшке и что, прочтя эти книги, ты будешь самым знающим человеком на земле. Там же Ванюшка слышал спор двух мужиков железнодорожников, сидевших на скамейке. Один говорил, что: «Ленин головастый, у него голова охи большая. Вон, какую революцию сделал, вон, как жизнь перевернул». Другой утверждал, что: «У Сталина голова больше, он такую войну ограмадную выиграл». «Ну, да!» Не соглашался про себя Ванюшка. Обычные головы, видел он их на портретах вывешенными, на станции, в 1 Мая. Только Сталин ему больше нравился, у него вон какой чуб, а Ленин лысый.
* * *
В торце
В тёплое октябрьское воскресенье, прохаживаясь, учительница увидела у бегавшего Генки на груди крестик. Она кинулась сорвать крестик, но Генка увернулся и убежал. Тогда угодливые мальчишки, поймав, подвели его за руки к учительнице, та при всех зло сорвала с груди Генки крестик и со словами:
– Жертвы религиозного опиума! – зашвырнула его в заросли.
Генка не побежал, он сел на землю. Все от него отвернулись и разошлись. Генка свернулся в комочек и продолжал сидеть, не понимая, что произошло. Ванюшке было жалко Генку. Если до этого Ванюшка красоту воспринимал как доброту, то теперь красивая учительница заронила в нём сомнение, что красивые люди – всегда ли хорошие люди. На глазах Ванюшки произошло разрушение гармонии. Воинственная учительница с заострённым от злобы лицом уже не была красивой. Ванюшка стал мучиться: «Как-то не так всё. Эти взрослые, какие они злые, как они всё делают плохо, хотят, чтобы всё было без радости, без солнышка».
А жертвой была сама учительница, она обнажила уродливость не только свою, но и уродливость идеологии, жертвой которой и стала.
* * *
К зиме, тихо подкралась болезнь к Ванюшке, повязала слабостью и бросила в постель. Тускнеет свет в его глазах, все блекнет и исчезает. Все, умирает Ванюшка.
– Мама, мне больно, я не хочу умирать.
Рука безжизненно повисла с кровати. Ванюшка впал в беспамятство. Катерина в страхе стала молить бога.
– Господи! Возьми лучше мою жизнь. Оставь мне сына. Христа ради прошу тебя. Оставь мальчика родимого. – Всю ночь Катерина не смыкала глаз, сидела, отмаливала у смерти сына.
– Прости меня, сынок, за все мои прегрешения перед тобой, – уливалась она слезами.
Целых два дня и две ночи лежал безжизненно Ванюшка. А утром третьего дня он открыл глаза. И свет оживил его. Стайка красногрудых снегирей вспыхнула гроздьями рябины на снегу. Они явили Ванюшке радость. Пробудили в нём новые силы к жизни.
Как человек ни невежественен к себе, к своим собратьям, ко всему живому, жизнь все равно находит силы для восхождения, проявляется незаметно, не торопясь, без острастки. В этом и состоит вся наша сложившаяся и не сложившаяся жизнь, состоит из миллионов простых и сложных судеб.
* * *
Клавдия не унималась в поисках счастья. И вот однажды пришел к ней человек. Он уверенно пришел, словно в свой дом и спокойно, уверенно ушел. Внутри ее что-то тревожило. Она мучилась вопросом: – «Откуда у него такая уверенность»? Внутренние чувства были подняты наглостью циника, утонченного пошляка. Он мучил ее всю ночь до физической боли, справляя животную страсть. «Почему она так легко доверилась этому человеку?» – глодало её внутри и душевная боль стала выше физической. Он оскорбил ее чувство, он использовал ее как вещь, взял у нее самое чистое – доверие и теплоту, сыграл на её страданиях по семейному счастью. Подавленная бесцеремонным хамством, униженная и обкраденная, она заплакала. Плакала от обиды, а больше из-за страха: «Неужели вся жизнь такая – крадут самое дорогое?».