Бабочка под стеклом
Шрифт:
В коридор вышла на ватных ногах и остановилась у стены. Сердце едва билось, и губы дрожали. Только сейчас поняла, что сама дело решила – сказала «да», когда её спросили, согласна ли она на развод, и всё сразу закрутилось. Про детей, про алименты, про квартиру. А если бы «нет» сказала? Тогда бы им, наверное, дали отсрочку. А она сказала «да». Лицо рукой закрыла и судорожно вдохнула.
– Марина.
Заставила себя выпрямиться, и губы облизала.
– Со мной всё хорошо.
Игорь хотел ей помочь куртку надеть, а она рукой дёрнула, боясь, что он
– Я всё сделала, как ты хотел. Иди.
Игорь руки в карманы куртки сунул, и взгляд отвёл, но не уходил.
– Не веди себя так, мы всё равно не чужие. Нам ещё детей воспитывать.
Марина шарф вокруг шеи замотала, не слишком аккуратно, правда, и резко дёрнула молнию на пуховике.
– Как мило, что ты об этом не забываешь. Хоть бы с Антоном поговорил, спросил, как у него в школе дела.
– Он не хочет со мной разговаривать.
– А ты этим, кажется, удивлён?
Он зубами скрипнул.
– Надо выждать. Вот всё успокоится, тогда я с ним поговорю.
– Хорошо, выжидай. Только смотри, как бы совсем поздно не было.
Игорь на неё посмотрел с осуждением.
– А ты не забывай ему говорить, как у нас всё плохо! Тогда он, конечно, не успокоится!
– Я ничего ему не говорю!
– Может, ему и не говоришь, но с Томой на кухне надо поменьше трепаться. А то, видишь ли, дети уже всё понимают, но при этом ничего не слышат!
Марина быстрым шагом направилась по коридору, разозлённая словами мужа. Точнее, уже бывшего мужа. Вот с сегодняшнего дня – бывшего.
Но Игорь её догнал, уже на улице, и они остановились, Марина старательно глаза отводила, боясь, что расплачется, а Игорь вдруг спросил:
– Это правда, про отца?
Она посмотрела настороженно, не зная, что именно он имеет в виду.
– Да, правда.
– Надо же. А ты, рада?
– Рада, Игорь. Я, правда, рада.
– Хороший дядька?
– Он не дядька.
– Ну ладно, ты меня поняла.
– Мы только знакомимся друг с другом, постепенно.
– А где живёт?
– Он… Не из нашего города. Он теперь здесь… наездами бывает.
– Ясно. Ну что ж… Тебя подвезти?
Марина посмотрела на него удивлённо, и головой качнула.
– Игорюш, ты же никогда не был циником.
Ему не понравилось, нахмурился, а когда у него в кармане телефон зазвонил, Марина, не прощаясь, пошла прочь. Но всё-таки обернулась, сделав несколько шагов. Бывший муж стоял, с телефоном у уха, и отчитывался:
– Да, Дашунь, всё закончилось. Еду уже.
По случаю важного события – развода родителей, Нина Владимировна детей к себе забрала. Марина поначалу воспротивиться пыталась, отнекивалась, говорила, что ни к чему, но вернувшись домой, в пустую квартиру, поняла, что всё к лучшему. Это пока по улице шла, крепилась, а как за дверью дома оказалась, так и разревелась, прямо в прихожей, присев на низкую скамеечку, на которой Элька обувалась всегда. Наверное, её всхлипывания в подъезде были прекрасно слышны, потому что минут через пятнадцать пришла Тамара, со скамейки её
– Всё, тебе нужно перестать о нём думать, слышишь? А уж тем более плакать. – Достала из холодильника колбасу, огурцы солёные, хлеб нарезала, и сама по рюмкам наливку разлила. – Давай, подруга. Выпей и к чёрту Игорюшу пошли.
Марина даже спорить не стала, выпила и носом хлюпнула. И снова заревела, в ладонь свою носом уткнувшись.
– Он радуется сейчас, наверное, - проговорила она, икнув. – У них, наверное, праздник. Торт…
Тома брови вздёрнула.
– Какой торт, Мариш?
– Не знаю! Из… Из безе, Игорь любит.
– Да тьфу на тебя, нашла из-за чего реветь! Из-за торта.
– Да не из-за торта я! – Марина сорвалась на крик, сама перепугалась и замолчала. Только наблюдала, как Тома её рюмку снова наполняет. В грудь себя кулачком ткнула и выдохнула: - Мне обидно, понимаешь?
– Понимаю.
– Да?
– Пей.
Марина выпила, её передёрнуло, и она за хлебом потянулась. И тогда уже решила поинтересоваться:
– Ты меня напоить решила?
– А что? Напьёшься и уснёшь.
Марина подбородок рукой подпёрла и снова всхлипнула, правда, слёз уже не было, и вышло немного пьяно.
– Я же люблю его, а он… А он меня не любит! Теперь алименты, теперь разделение прав и обязанностей… Что там ещё говорили? Ой, Том, там столько всего говорили!..
Тома с умным видом покивала и захрустела огурцом. А Марина за голову схватилась, взъерошив тёмные кудри.
– Это так ужасно, разводиться. Это очень стыдно. Чувствуешь себя… ущербной.
– Ты-то тут при чём? Это он ущербный. На голову больной.
Марина грустно улыбнулась.
– Вот только он таким совсем не выглядит, он сейчас… - опять сорвалась на рыдание, – празднует!
– Вот что ты к этому пристала? Ну и пусть празднует, чтоб он этим тортом подавился.
Марина неожиданно усмехнулась и тут же рот себе ладонью зажала, испугавшись этого. Тамара подозрительно прищурилась.
– Ты смеёшься или это истерика?
– Я не знаю.
В истерику её смешки не переросли, но долго Марина за столом не высидела, всё равно окончательно расклеилась и в спальню ушла. Слышала оттуда, как Тамара посуду моет, дверцами шкафов хлопает, а в голове всё кружилось, и уже ни одной чёткой мысли, даже лицо Игоря представить не получалось. А когда Тома в спальню к ней заглянула, и негромко сказала:
– Мариш, я ушла, - она не отозвалась и даже не пошевелилась, сделала вид, что спит.
А отца на следующий день по телефону убеждала, что всё у неё в порядке. Он не сразу поверил, может в голосе у неё что-то такое проскользнуло, но, в конце концов, Марине удалось его убедить, что всё пережила.
Стеклов недоверчиво хмыкнул.
– Вот как ты могла пережить? Нарыдалась, да?
– Напилась, - призналась Марина ему шёпотом. – Тома принесла своей фирменной наливки и меня напоила. Доволен?