Бабочка во времени. Новое прошлое

Зарецкая Рацлава

— Я помню даты по григорианскому календарю. Еще в школе я заучивал обе даты, но потом, поняв, что это можно легко рассчитать, стал заучивать только одну, григорианскую.

Тут я поняла, к чему он клонит, и медленно произнесла:

— Значит, 7 октября по строму стилю — это 24 сентября, и оно уже…

— …завтра, — закончил за меня брат.

***

После нашего разговора Димка поспешил рассказать Волконскому о том, что он ошибся в датах. Владимир

Михайлович немедленно позвонил Романову, но на том конце провода сообщили, что великий князь утомился и ни с кем не хочет разговаривать.

Утром Волконский повторил попытку, но великий князь еще спал.

Третий звонок тоже не увенчался успехом — Романов отбыл на Комендантское поле. Нам ничего не оставалось, как последовать за ним.

Погода, на удивление была хорошей: ясное небо, яркое солнце, и ни единого ветерка.

Людей было много: почти все трибуны, что разместили вдоль летного поля, были заполнены.

— Русский народ по истине бесстрашный, — заметил Волконский, подавая руку своей жене, которая поднималась на трибуны. — Его не испугали ни высокие цены на билеты, ни бушующая эпидемия холеры.

— У нас на глазах вершится история. Такое нельзя пропустить. — Анна Николаевна подобрала подол юбки и изящно уселась на свое место в ложе.

Мы с Димкой сели по правую руку от нее, а Владимир Михайлович — по левую.

— Сейчас даже дамы высшего света разговаривают исключительно об авиации, — продолжила Анна Николаевна. — На малом вечере у Воронцовых-Дашковых речь шла только о моторах и пропеллерах. Лично я немного далека от этого и едва ли произнесла пару слов за весь вечер.

— Если захочешь, я могу рассказать тебе об авиации, все, что знаю. Тогда ты сможешь с легкостью поддерживать разговоры.

— Было бы славно.

Анна Николаевна улыбнулась мужу, а тот поцеловал тыльную сторону ее ладони, обтянутой перчаткой.

Я переглянулась с Димой, и мы сдержанно улыбнулись. За то небольшое время, что мы прожили бок о бок с Волконскими, мы поняли, как нежно эти двое любят и заботятся друг о друге. Мне они напоминали родителей и, судя по тому, как смотрел на Волконских Димка, ему тоже.

— Великий князь! — воскликнула вдруг Анна Николаевна, вырвав ладонь из рук мужа и неприлично ткнув пальцем в небольшую группу людей, стоящих у подножия трибун.

Владимир Михайлович и Димка встрепенулись и, переглянувшись, встали с мест и направились к князю. Я держала за них кулачки и, покусывая губы, внимательно следила за братом.

Вот Димка с Волконским подошли к великому князю и поздоровались. Он кивнул им. Его спутники отошли в сторону, дав великому князю переговорить с Волконским и Димкой без их присутствия.

Мужчины принялись оживленно рассказывать. Вид Романова становился все смурнее и смурнее. Наконец он что-то быстро сказал и, развернувшись, зашагал прочь.

Плечи Димки опустились. На мой немой

вопрос он отрицательно качнул головой. От досады я чуть было не выругалась, но вовремя прикусила язык.

— Он сказал, что вчера отдал приказ осмотреть все самолеты. — Волконский сел рядом с женой и взял ее ладонь в свои руки. — Сегодня ему доложили, что все они находятся в пригодном состоянии. Больше великий князь слушать нас не захотел.

Анна Николаевна ободряюще погладила мужа по руке.

— Ты сделал все, что было в твоих силах.

— Видимо, некоторые вещи нам не изменить, — вздохнул Димка. — Что ж, значит, Мациевичу придется погибнуть. Возможно, это даже к лучшему, ведь его гибель приведет к изобретению парашюта.

— Серьезно? Ты так просто сдаешься? — возмущенно произнесла я.

— А что прикажешь делать? Идти к царю? — саркастично заметил брат.

Я до боли в зубах сжала челюсти. Мысли лихорадочно скакали в голове. Неужели больше ничего нельзя сделать?

— На чем полетит Мациевич? — спросила я.

Димка посмотрел на меня с подозрением.

— Что бы ты ни задумала, оставь это. Уже бесполезно что-то предпринимать. Всех спасти мы не можем.

— Если мы не можем спасти одного единственного человека, то как спасем целую страну? — произнесла я,

Димка озадаченно моргнул, не находя слов, чтобы ответить мне, его тринадцатилетней несмышлёной сестре.

— На чем полетит Мациевич? — повторила я свой вопрос, четко произнеся каждое слово.

— На «Фармане», — после недолгого молчания ответил брат.

Я осмотрела поле, которое превратили в аэродром и, завидев самолет, указала на него:

— Он?

Брат сощурил глаза и кивнул.

— Он. Мациевич уже идет к нему. Он захочет поставить новый рекорд высоты и…

Не дослушав его, я вскочила на ноги и ринулась вниз.

— Вика! — услышала я голос брата. — Стой!

Ну уж нет. Останавливаться я не намерена. Пойду до самого конца и не опущу руки, как Димка. Может, для него жизнь талантливого летчика не так важна, в сравнении с жизнями царской семьи, но для меня же каждая жизнь бесценна.

Спустившись с трибуны, я подобрала длинный подол юбки, что мне недавно пошили по заказу Анны Николаевны, и ступила на песчаное поле. Люди удивленно таращились на меня, но никто не осмелился подойти и сказать, что юным барышням тут не место.

Ускорив шаг, я добралась до самолета, в котором сидел усатый мужчина лет тридцати пяти. Заметив меня, он удивленно расширил глаза и вежливо спросил:

— Могу я чем-то вам помочь?

— Это же вы Лев… — я закусила губу, вспоминая его отчество.

— Мациевич, — пришел мне на помощь мужчина. — Это я.

— Шикарно! — От радости я даже хлопнула в ладоши. — Пожалуйста, не взлетайте на этом самолете. Дайте его осмотреть. В нем наверняка что-то не то.

— Откуда у вас такая информация? — нахмурился летчик.