"Бабочка"
Шрифт:
В одноэтажном особнячке фельетон, как стихотворение, к вечеру выучили наизусть. И всем знакомым советовали по телефону: «Обязательно прочтите сегодня молодежную газету. Там, на третьей странице… В общем, сами увидите!»
Всех четверых огорчало лишь то, что люди, запомнив название фельетона и взволновавшись его содержанием, не обращали никакого внимания на фамилию автора. Это, конечно, было обидно.
Вечером в трамвае Варвара Михаиловна громко, чтобы все слышали, сказала Елене Гавриловне:
— Великолепно написан этот фельетон! Ну, про «Бабочку»… Кто его автор? Ты не помнишь?
Елена Гавриловна смутилась и ничего не ответила.
— Ах да! Валерий Заботин! Видимо, талантливый журналист! И должно быть, из молодых… Надо теперь следить за его статьями.
Возвращаясь с работы, мама и Никодим Сергеич слышали, как пожилой мужчина очень интеллигентного вида назвал двух бравых молодых людей «бабочками».
— Видите? Уже пошло в народ! — с гордостью сказал Никодим Сергеич. Теперь всех молодых шалопаев станут называть «бабочками».
И начали называть. Слово «бабочка» за каких-нибудь два дня стало популярно во всем городе. И вот уже Валерия пригласили в клуб тонкосуконной фабрики на дискуссию:
«Бабочки и откуда они прилетают». Никодим Сергеич, Варенька и Леля тоже помчались на дискуссию прямо с работы, не успев даже отдохнуть и поужинать. Так было и раньше, в те дни, когда Валерий выступал в школьных самодеятельных спектаклях. Они, все трое, ходили на эти спектакли столько раз, сколько не мог бы выдержать, наверно, и сам автор пьесы. И так же, как в те дни, они сейчас обещали Валерию, что рассядутся в разных концах зала, чтобы никто не обратил внимания — на присутствие незнакомых людей и, не дай бог, не подумал бы, что это его, Валерия, родственники, дружно явившиеся «переживать».
А мама, как и в те далекие дни, не пошла на выступление сына, — она уж слишком волновалась, могла выдать себя и поставить Валерия в неловкое положение: на дискуссию с мамой пришел!
Мать, оставшись дома одна, принялась было за стирку, но тут раздались три нерешительных, застенчиво коротких звонка.
На пороге стояла пожилая женщина в платке.
— Мне нужен Валерий Заботин, — тихо, еле-еле, выговорила она.
— Его нет дома. Я его мать. А вы…
— Я… Я мать «бабочки».
— Что вы сказали?
— Я — мать Владимира Старкова. Того самого… Ну, которого ваш сын сделал «бабочкой».
Они вошли в комнату. Сели…
— Я понимаю, что нам с Володей будет трудно, очень трудно доказать… Потому что с виду все в этом фельетоне правильно. С виду… Володя мой и правда носит «бабочку». Эти смешные галстуки остались у нас от отца. И фрак тоже. Отец его был музыкантом, играл на виолончели, а потом ушел в ополчение и не вернулся. Музыканты носят такие «бабочки» и фраки, вы знаете. А другого выходного костюма у Володи нет… И еще эта девушка, Сусанна… Володя очень любил ее и предлагал выйти за него замуж. Она сказала, что ничего определенного ответить не может, что подумает. А потом Володю стали то и дело спрашивать: «Ты собрался жениться? Ты сделал предложение?» Она рассказала об этом всем и со всеми советовалась, стоит ли ей выходить за Володю. И это было как-то неприятно. Вы понимаете?
— Да, да… Конечно…
— И как бы это сказать? Ну, в общем, я думаю, что иногда самый простой факт может показаться преступлением, если взглянуть на него… как-то предвзято. Если предвзято его подать, если увидеть одну, только внешнюю сторону. И вообще… Даже если у Володи и есть какая-то вина, так это из-за меня. Все произошло из-за меня…
— Из-за вас?!
— Так вроде получается… Я
— Я понимаю…
— И как-то странно все получилось. Несколько дней я слышала на улице это слово — «бабочка» — и не знала, что это новое имя моего Володи. Один раз я даже сама назвала «бабочкой» молодого человека, который расталкивал всех на автобусной остановке. Но мне и в голову не приходило, что я назвала его именем сына…
— Вы не знали?
— Да, так получилось… Володя сделал все, чтобы газета не попала ко мне в руки. Он боялся этого больше всего: у меня не очень ладно с сердцем… Но он не знал, что в такие дни… когда нашим детям плохо, мы забываем о своих болезнях…
— Я знаю это…
— Володя просил соседей, чтобы они не рассказывали мне. И они выполнили его просьбу. Они знали Володю с детства — и не верили этой статье. Он просил и моих сослуживцев на работе, и они тоже всячески отвлекали меня в тот день. Очень милые люди.
— Но как же вы в конце концов?..
— Володю выдала Галочка, моя племянница. Они с матерью живут в десяти километрах от нашего города, в Ясных Озерах.
— Я знаю это место. Валерий был там в пионерском лагере. Уже давно.
— Галочка прислала мне письмо… На листке в клеточку, вырванном из ученической тетрадки, круглыми буквами, с особой старательностью человека, не так уж давно овладевшего грамотой, было написано: «Дорогая тетя Наташа! Я прочитала в газете, что ваш Володя очень плохой человек. Но это неправда. Так думает весь наш пятый класс „В“. Володя два раза приезжал к нам летом. И мы знаем, что это неправда. У нас в классе тоже есть стенгазета, но мы бы никогда не поместили такую статью. И во взрослой газете не поместили бы, если бы знали, какой Володя. Пусть он приезжает к нам летом. Мы опять выберем его главным спортивным судьей, потому что он справедливый. Ему у нас будет хорошо!» Это был обыкновенный тетрадный листок в клеточку, на каких ребята решают задачи по арифметике. На нем не было круглой печати и фирмы учреждения. Но для матери Валерия это был документ. Она знала, что дети подчас лучше взрослых отличают хорошее от плохого.
— Володя и сейчас думает, что я не читала статью. И он не должен знать, что я была здесь.
— Он не узнает.
— Я верю вам.
— Я вам тоже…
Обычно они, все четверо, называли его по-разному: мама — Валериком, тетя Леля — Валерой, а тетя Варя — даже Валей, потому что так звали ее погибшего сына: Валентином. И только один Никодим Сергеич называл его обычно полным взрослым именем: Валерий.
А в этот вечер все называли его так — строго и сухо, полным именем.
Валерий не мог объяснить, как все получилось… Он пришел в педагогический институт в разгар студенческого бала.