Бабочки в цифровом музее
Шрифт:
Татьяна Ивановна снова покопалась в сумке и достала октябрятский значок из советской поры, подозвала к себе Юрия Дмитриевича и приколола к его груди на клетчатую рубашку. Аленький кружок с золочёной головкой маленького Ильича заискрился на чёрном квадратике клетчатой рубашки.
Следом, вытянув загипсованную ногу, назвался Денис:
– Дусик! Это сестра так надо мной изгалялась, ну и родители следом.
– Чем мы подтвердим твою новую идентичность, – задумчиво ворошила предметы в своей огромной сумке ведущая. – Вот, держи этот толстый красный карандаш! Ты же с детства, поди, обои разрисовывал,
Татьяна Ивановна сама приподнялась со стула и вручила карандаш художнику.
Затем вопросительно посмотрела на Виталию:
– А тебя как называли в детстве? Витуля, Виташа?
– Папа о сыне мечтал, у него даже имя для него было приготовлено: Виталий. Ну, в загсе изменили одну буковку, назвали меня Виталия, а папа Виталькой звал, – усмехнулась Виталия. – У меня ведь и фамилия Величко, такая – вне пола. Виталия Величко. Иногда и с фамилией величал. Позже я едва отделалась от дурацкого Витальки, но это когда отец отчалил в другую семью.
– Что же тебе напомнит о том времени? Хорошо бы маленькую машинку…
– Верно, машинки он мне покупал.
– Но машинки я не припасла. – Татьяна Ивановна посмотрела на Дениса и вдруг протянула ему листок бумаги, вырвав его из блокнота:
– Дусик, карандаш у тебя есть – нарисуй Витальке машинку!
Вскоре к малиновому топику Виталии прикрепили белый листок бумажки с нарисованной на нём пожарной машиной.
– Ну что ж, мальчики-девочки, давайте начнём погружение в новую реальность. Кстати, на сеансе предлагаю вам называть меня тётя Таня!
Полненькая, мягкая, уютная тётя Таня в цветастом платье сразу сделалась для участников тренинга проще и ближе, чем строгая смотрительница Татьяна Ивановна.
Ведущая предложила всем участникам закрыть глаза и представить любимое место детских игр: сквер, детскую площадку, двор. Место было у каждого своё, конкретное, из его детства, но кроме себя маленького следовало разместить рядом и ещё присутствующих здесь друзей, представив их в детстве! Потом участники по очереди рассказывали, что и как видит каждый из них. И наконец Татьяна Ивановна призвала участников тренинга к взаимодействию. Обсудив видение детства каждым, за обобщённую декорацию выбрали площадку, увиденную Полиной.
Все участники тренинга сидели бледные под успокаивающим воздействием медитации. Из ноутбука звучала нежная музыка, в неё вплетались птичьи пересвисты из-за окна, и размеренный голос ведущей рисовал живописную картину какого-то далёкого острова и сказочно-синего моря.
– Давай, Зайка, расскажи нам, сколько тебе лет, что ты видишь вокруг, – мотивировала участницу Татьяна Ивановна.
– Мне шесть лет, я нахожусь в песочнице, в каком-то сумрачном дворе среди серых сталинских домов, закрывающих последними этажами солнце. Здесь, на площадке, сидят чужие мамы и бабушки, а я вышла гулять одна.
– Кого ещё ты там видишь? Ты играешь с другими детьми?
– Вижу грязные рожицы Витальки и Дусика, они совсем малыши и стучат своими совочками по деревянной кромке песочницы. Мне неинтересно с ними, и я с малышнёй не хочу играть. Я засмотрелась на большого мальчика, уже школьника, – это Гера на горку забрался. Но сейчас лето, а горка сколочена из досок – кататься на ней нельзя,
– Подойди к Гере, Зайка. Встань и сделай шаг-другой. Пригласи его играть!
Зайка-Полина поднялась со своего места и сделала шаг в сторону, где сидел Юрий Дмитриевич. Не открывая глаз, она нащупала его плечо, скользнула рукой к его уху, к шероховатой после утреннего бритья щеке – они оказались очень тёплыми, нагретые лучом солнца, пробившимся в библиотеку.
– Гера, давай играть в догонялки! – Зайка хлопнула как бы Геру ладонью по плечу и резко побежала прочь из зала, будто за ней, шестилетней, действительно гнался зазнайка-второклассник.
– Ну что же ты сидишь, Гера? Догоняй! – скомандовала тётя Таня.
Юрий Дмитриевич открыл глаза, неуклюже вскочил, шумно отодвинув стул, и заспешил к двери, за которой только что исчезла Зайка-Полина.
В коридоре он наткнулся на Полину, стоящую спиной к стене, и, прильнув к ней, поцеловал её в щёку, как мог бы поцеловать девятилетний Гера какую-нибудь дошкольницу Зайку. Поцеловал и усмехнулся: игра, мол, и есть игра!
Полина тоже рассмеялась, чуть порозовела, ощущая радость, переполняющую грудь. Была не была! Она крепко, совсем не по-детски, обняла голову Юрия Дмитриевича и соединилась с ним губами! Но сжатый рот учителя не располагал к долгому поцелую.
В читальном зале Татьяна Ивановна продолжала тренинг с Виталькой и Дусиком – условно трёхлетками. Они и без тренинга тянулись друг к другу, но по ходу психодрамы предполагалось, что ввиду малого возраста они ещё не умели целоваться – пара просто нежно перемахивалась условными совочками в пустых кулачках.
Тренинг окончился, но день ещё продолжался, и участники разбрелись кто куда. У Дениса разболелась травмированная нога, и он поковылял в номер отдыхать, невежливо оттолкнув Виталию, подставившую ему своё почти детское плечо для опоры. Девушка поджала губы и вернулась в читальный зал: набрав из шкафов груду развлекательных журналов с яркими обложками, погрузилась в чтение. А Татьяна Ивановна, утомлённая, отправилась отдыхать в свою комнату. После умственного напряжения у неё появлялось дрожание головы и слабела мелкая моторика пальцев.
Полина и Юрий Дмитриевич вышли на улицу вместе – непривычные эмоции, охватившие их на тренинге, продолжали колокольчиками звенеть в ушах обоих. Они дошли до причала и взяли напрокат у лодочника вёсельную шлюпку. Сели напротив друг друга: Юрий Дмитриевич на вёсла, спиной к носу лодки, а Полина на корме, чуть откинувшись поясницей к бортику. Близость к природе дарила ей забытые ощущения радости – оказывается, в душе Полины жила романтика. Лёгкий трепет в груди возбуждал неясные желания. Юрий Дмитриевич, налегая на вёсла, делал сильные гребки. Он то откидывался назад, то наклонялся вперёд, приближая к Полине тоже слегка взволнованное перипетиями тренинга лицо, – и тогда она видела, как шевелятся ноздри его крупного носа. Гребец закатал рукава рубашки и расстегнул пуговицы, словно вырвался из клетки, впечатанной в ткань. В проёме расстегнутой рубахи виднелись сизые завитки – волосы учителя уже седели не только на голове. Полине виделся в его облике и движениях тайный зов к контакту, и он будоражил её.