Бабочки в жерновах
Шрифт:
Всем давно известно, что граница между мирами, между прошлым и настоящим, пролегает в сумеречный час – рассвета или заката, когда исчезают тени и остается лишь неяркий свет. Лучшее время, чтобы отправиться за ответами.
Так Ланс и сказал даме Тенар. И она не стала возражать. На рассвете Стражница отворила дверь, отступила в сторону, давая пройти, а потом еще долго стояла и глядела в бесконечную тьму…
– Хотел пролезть через слуховое окно и задушить меня во сне?
Пистолет был тяжелым, очень тяжелым,
– Или… - продолжила она. – А! Я поняла! Труба. Припоминаю, как ты уже проделал такое однажды. Но угорела бы не только я.
– Девчонка легкая, - Берт улыбнулся, как всегда ничего не отрицая, но и не признаваясь. – Ее несложно вынести даже через окно. Но портить твой дымоход – это слишком изощренно, Лив. Теперь ведь не зима.
– Верно… - медленно проговорила Стражница. – Лето. И Летний фестиваль. Будь любезен, подними руки так, чтобы я их видела.
– Иначе ты меня пристрелишь?
– Я выстрелю, Лазутчик. Тебе под ноги. А с крыши ты упадешь сам.
– Ты тоже становишься изощренней раз от раза, - он послушно поднял руки и неспешно повернулся, глядя куда угодно – на предрассветный горизонт, на жемчужные волны и легкие полупрозрачные облака – только не на нее. – Это ведь я приучил тебя бить первой.
– О да. Я помню.
– Почему, Лив? Ведь это шанс, совсем неплохой шанс для всех нас. Зачем ты защищаешь этого мурранского Мотылька? Это ведь совсем не твоя роль, защищать кого-то. Твое дело – стеречь, не впускать и…
– И не выпускать, - она договорила за него и присела на конек крыши, положив пистолет на колени. – И твой второй вопрос неверен. Правильный вопрос – «почему», а не «зачем».
– Ты позволишь мне тоже присесть? Благодарю. Итак, почему? Мы ведь никогда об этом не говорили.
Лив смотрела на то, как он садится на верхнюю ступеньку лестницы, свесив ноги в легких эспитских сандалиях, как беспечно болтает пятками над краем, рассуждая при этом о совсем не пустяковых вещах. В этом был весь Берт, влекущий и отвратительный одновременно. И где же он припрятал оружие?
– Не говорили и теперь не станем, - проворчала женщина. – Тысяча лет пустого трепа ничего не изменила.
– Не только трепа, Лив, - тонко улыбнулся Берт.
– О да, не только, - она хмыкнула. – Все еще надеешься соскочить за чужой счет, Лазутчик? Как всегда? Ну, а я не надеюсь. Пустая трата времени и сил. И жизней, чужих, как водится. Вот разве что узнать, что же я такое совершила там, в Калитаре, раз меня приковали…
– К Острову?
– К тебе! – взъярилась Овчарка. – К тебе, будь ты проклят! Грязная крыса, лазутчик и вор. И еще убийца.
– Может, ты влюбилась в меня и сама себя обрекла на это, - Берт пожал плечами, не удосужившись даже обернуться. – Так что некого винить. Судьба! – и сплюнул вниз, внимательно проследив полет плевка.
– В задницу судьбу. Если у Мотылька не получится, я пристрелю тебя хотя бы для того, чтобы дожить остаток этого круга спокойно.
– О… А как же наша вечная любовь, Стражница?
– Любовь… - в устах Лив это прозвучало грязным ругательством. – Любовь,
– Я не помню, - тихо ответил рыжий контрабандист. – Не помню даже, имя это или название. Только слово, даже не тень… Что проку в одном слове?
Лив потерла лоб и вздохнула:
– Можешь мне поверить, такие вещи чувствуются. Если я – вторая, то где-то должна быть Первая. Так что это определенно имя.
– Тогда… Почему она не возвращается? Как ты думаешь, Лив?
– Может, и возвращалась, да ты не узнал. Сам знаешь, некоторые по несколько кругов подряд пропускают. А может, не суждено, - отрезала женщина, а потом вдруг призналась: - Я бы многое отдала за возможность никогда больше тебя не видеть, Берт, но только не память. Если уж ходить по кругу, то с открытыми глазами. Но ты… Ты ведь можешь уехать и не возвращаться! Это мы все, как сказочная нежить, прикованы к своим гробницам и не в силах их покинуть, а твоя могила – море. Везде, где оно шумит, ты сможешь оставаться живым. Зачем ты все время возвращаешься, Берт?
– Я боюсь, - он вздрогнул. – Веришь ли, я просто боюсь. Вдруг пропущу что-то… кого-то важного. Но ты права. Если не дано освободиться, то хотя бы узнать, за что. Вот почему морские и подземныедолжны получить мурранца. Это шанс…
– Не скули! – Лив оскалилась. – Не жалобь меня! Вот тебе выбор, прямо сейчас, Берт-Лазутчик: либо после Фестиваля ты уедешь и не вернешься, либо я пристрелю тебя, не сходя с места. И остаток дней проживу спокойно, не оглядываясь на каждый шорох. Оно того стоит, я считаю.
– Согласен, - кивнул Берт. – Оно того стоит. Я попытаюсь, Лив. Но взамен…
– Мурранец уже в лабиринте, - усмехнувшись, сообщила она. – Вошел туда по доброй воле и с открытыми глазами. Сам. И в трезвом уме, что важнее. Я открыла ему дверь и посветила на прощание. Ждите теперь, что он вам принесет.
– Ты ему рассказала. А он – поверил?
– Так или иначе, но там, в темноте, у него будет возможность проверить мои слова, - Стражница поднялась и отряхнула юбку. – Убирайся.
И без особенной опаски повернулась к нему спиной. Нож под лопатку – не самое худшее, что может случиться со Стражницей, видят морские и подземные! Гораздо хуже показать врагам… другим, всем прочим… лицо, такое, как было сейчас у Лив дамы Тенар.
Вот всегда бы так отправляться в неизвестность – с керосиновой лампой и запасом топлива, с веревками, водой и едой. Не исключено, что дама Тенар много лет ждала такого залетного молодца, вроде Ланса, заранее приготовив все, что может ему потребоваться в подземельях. Потому что снаряжение выдала, как хороший армейский интендант, не тратя лишней минуты на поиски.
Обошлись без сентиментальных прощаний и напутственных слов. Но сделав несколько десятков шагов по темной кишке коридора, Ланс обернулся. Нет, он знал, кого увидит, но хотелось еще раз убедиться. Вслед ему смотрела Другая.