Бабур-Тигр. Великий завоеватель Востока
Шрифт:
Бабур мог рассчитывать на преданность лишь одного человека; и за махинациями Али Доста при их скромном дворе они с Исан наблюдали вместе.
«После нашего возвращения в Андижан повадки Али Доста стали совсем иные. Он начал дурно обращаться с людьми, которые были при мне в дни скитаний и испытаний. Кого-то он прогнал; Тощего бека заточил и лишил имущества; избавился от Касим-бека. Объявил, что Халифа, близкий друг ходжи Кази, замышляет убить его в отместку за кровь ходжи. Сын Али Доста вел себя как претендент на престол, собирал вокруг себя людей знатных и угощал за своим столом по-царски. Отец и сын совершали подобные дела, рассчитывая на поддержку Танбала».
Воспользовавшись условиями мирного договора, Танбал держан свое войско наготове,
Терпение Тигра имело пределы, – заговорщики не могли этого не понимать. Понаблюдав за сыном Али Доста, который через несколько недель собирался занять престол Андижана, он непременно предпримет попытку сопротивления, чем бы она ни закончилась. На этом строился их расчет, и надо сказать, вполне обоснованный.
Однако Бабур бездействовал. Этот ловкий ход объясняется, вероятно, искушенностью Исан, – он сделал вид, что проглотил предложенную наживку. Тигр объявил о своем намерении захватить Самарканд и собрал войско, чтобы возглавить поход.
Обстановка в Самарканде очень напоминала ту, что сложилась в Андижане. Стоявшая у власти клика Султан Али лишила городских вельмож всех источников дохода. Положение осложняли знатные семьи, владевшие обширными поместьями в округе и считавшиеся привилегированным классом – так называемыми тарханами; свой титул они получили еще в дни правления Тимура и не собирались терпеть унижения, усугубленные утратой земель и состояния. Некоторые из молодых наследников взялись за оружие и сели на коней, присоединившись к монгольскому контингенту армии. Полководцам Султан Али удалось одержать верх над восставшими тарханами. («Султан Али-мирза хоть бы одно дело довел до конца».) Помня о великодушии, проявленном Бабуром во время его стодневного правления, непокорные тарханы настойчиво предлагали ему вернуть престол, опираясь на их поддержку.
В подобном клубке интриг на роль посланца нужно было выбрать человека, вызывающего к себе доверие. Именно такой человек и доставил последнее письмо из Самарканда – это был монгол по происхождению, который проявил себя при обороне Андижана, защищая ходжу Кази. Ему Бабур поверил. Больше того, он спешно отправил монгольского гонца в Ахси, к своему брату Джахангиру, чтобы заверить его в строгом следовании условиям договора, по которому вся Ферганская долина отходила Джахангиру, а Бабур возвращал себе Самарканд.
«Я сам выступил в поход на Самарканд во главе своего войска. То было в месяце зу-ль-када [12] ».
До сих пор Тигр во всем полагался на советы своей бабушки. Но он никогда не мог воздержаться от искушения выступить на врага, почти не имея военной поддержки.
Если говорить о Европе, подобные поступки были вполне в духе юного шевалье де Байяра. Однако Байяром руководил незамысловатый кодекс западного рыцарства, предписывавший обнажать меч в интересах своего короля и во славу Бога. Ответственность уроженца Азии была неизмеримо большей. Традиции обязывали Бабура заботиться о каждом, кто находился у него в подчинении, – о воинах его армии и таджиках, населявших города долины. Наследие монгольских предков предписывало ему управлять страной, придерживаясь Ясы великого Чингисхана, хотя самого Бабура в большей степени привлекали законы шариата – основы ислама. Безжалостный эмир Тимур раз и навсегда разрешил противоречие между двумя традициями – монгольскими законами и исламом, – допуская лишь формальное выполнение их требований на время воплощения своего грандиозного замысла по созданию в Самарканде нового центра среднеазиатской культуры. Тимур замыслил основать в Азии новый Рим, который был призван служить оплотом против кочевых племен и ограничить влияние Китайского Дракона, чей престол он надеялся позднее подчинить себе. Теперь китайское присутствие распространилось до Кашгара и Тибета, находившихся всего в нескольких днях пути от родной долины Бабура.
12
Месяц
Итак, стремясь воплотить волю Аллаха и чувствуя на себе ответственность за «нашу страну и наш народ», которые еще не были нацией в полном смысле слова, Бабур чувствовал себя призванным восстановить распавшийся доминион Тимура – культурное государство, сосредоточенное вокруг Самарканда. Стремясь овладеть этим городом, Тигр не просто искал безопасного убежища, но пытался выполнить своего рода долг и осуществить мечту Тимура. И не задумывался о том, возможно ли это.
В июне на Самарканд двинулись узбеки – самые опасные из кочевников.
В те времена в Центральной Азии титулы отражали скорее историю рода, чем существующее положение вещей; слово «султан» происходило из арабского языка; «шах» и «мирза» – из персидского; «хан» – из тюркского и монгольского. Обычно эти слова являлись не более чем почетными титулами или создавали видимость благородного происхождения, иногда же просто самовольно присваивались, – именно так поступил никому не известный кипчак тюркского происхождения, который стал правителем Кундуза и назвал себя Хосров-шахом, то есть в буквальном переводе – повелителем царей. Однако слово «хан» после монгольского имени указывало на царское происхождение – так же, как слово «мирза» обозначало принадлежность к роду Тимуридов. Бег или бек в Европе назывался бы сеньором. Бабур обычно указывал вместе с именами и все титулы, например Султан Али-мирза, называемый в книге Султан Али. Если говорить о женщинах, ханум и биким указывали на принадлежность к царской фамилии. Слово «монгол» приводится в соответствии с орфографией Бабура – «могол», «могул», «мугал». В последующих главах книги используется все больше и больше цитат, поэтому титулы и оригинальная орфография будут встречаться довольно часто.
Милость Шейбани-хана
Уходя из Андижана, Тигр предусмотрительно оставил там семью, чтобы не возбудить подозрений своего стража, Али Доста. С собой он взял лишь «наиболее преданных слуг», среди них своего библиотекаря Ходжу и Лази, личного слугу. Только среди людей, чья преданность не вызывала сомнения, он мог ложиться спать, сняв с себя кольчугу и сложив оружие на пол возле постели. Он не имел права ошибиться в оценке верности своих людей. Однако один из воинов Бабура бежал в Самарканд, чтобы предупредить Султан Али о его приближении.
Скрытно стать лагерем на караванной дороге было невозможно. В каждом ущелье, на каждом мосту за Бабуром следили зоркие глаза, оценивая его силы, и впереди его войска бежала весть о том, что сын Омар Шейха набирает себе воинов. Каждую ночь в лагерь прибывали свежие воины или гонцы с дружественными приветствиями от беков, считавших более благоразумным держаться от него на расстоянии. Касим-бек привел своих приближенных, а также захватил с собой товарищей по изгнанию, пострадавших от Али Доста. Неожиданно появился и сам Али Дост в сопровождении своего сына и придворных – он сказал, что их встреча произошла благодаря счастливому совпадению. «Как будто сошлись в заранее назначенном месте», – любезно согласился Бабур, зная, что о совпадении говорить не приходится. Однако даже теперь соотношение сил было между ними почти равным.
Бабура позабавило прибытие самонадеянного Живодера, который явился полный раскаяния, «с непокрытой головой и босыми ногами». Живодер решился лично отправиться к Танбану в Ахси и добился лишь того, что его схватили и отобрали все имущество. В утешение ему Бабур, в присутствии Али Доста, прочитан сочиненные туг же стихотворные строки:
Поверь другу, и он сдерет с тебя кожу.Друг твой набьет твою шкуру соломой.Совместное путешествие завершилось в караван-сарае близ Самарканда, где Али Дост пал жертвой собственной хитрости. Тарханы и городские беки объединились со своими последователями. В городе они оставили некоего праведника, сообщили они, который должен склонить на их сторону простой народ. Всем было ясно, что прочные стены столицы Тимура устоят перед любым натиском, и только предательство может открыть им городские ворота.