Бабушкин внук и его братья
Шрифт:
«Вам вернули из магазина часы…»
«Как вернули? Они же проданы, я давно деньги за них получила!»
«Не знаю, – говорит, – два молодых человека доставили часы на верхнюю площадку. Сокрушались, что вас нет дома, попросили разрешения поставить пока часы ко мне. А я говорю: давайте сразу на место, у меня ключ есть…»
– Они внесли, поставили, запустили маятник и уехали на маленьком грузовике. Надежда Петровна видела это из окна… Я звонила на работу маме и папе, но они тоже ничего не понимают…
«Еще бы!» – подумал я.
– Мало
Мы с Ивкой переглянулись. Он не выдержал, заулыбался.
– Нет там взрывного устройства, – сказал я.
– Вы… что-то знаете?
– Мы… постараемся узнать. Скоро. Ивка, бежим!
И мы помчались к часовому мастеру Г. М. Тутарскому.
Геннадий Маркович не удивился нам. Только сказал:
– Признаться, я не ожидал, что вы появитесь столь стремительно. Думал – завтра…
– Геннадий Маркович, зачем вы… это…
– Вы имеете в виду часы?
– Ну а что же еще!
– Видите ли, у меня есть два знакомых молодых человека – сын моего давнего друга и его приятель. Они работают в небольшой фирме, у них грузовичок, весьма удобный для перевозки таких деликатных, требующих осторожности предметов. Они давно говорили мне: «Геннадий Маркович, если потребуется, вы только скажите…»
– Геннадий Маркович… – почти со стоном сказал я.
– Ну да, ну да! Тебя, Саша, интересует, что меня побудило сделать такой слегка неожиданный шаг…
– Ничего себе «слегка»! Бабушка чуть не в обмороке!
– Да, – подтвердил Ивка. – Она ничего не может понять.
– Я попытаюсь объяснить… Видите ли, друзья мои, нынешнее время отличается крайней непрочностью. Разрушением устоев и хаотичностью процессов. Я выражаюсь несколько запутанно, однако… короче говоря, нашей жизни нужна стабильность. А стабильность, это когда все вещи… или, по крайней мере, большинство из них находятся на своих местах. И я счел долгом внести в укрепление стабильности свой крошечный вклад. Вы же не будете отрицать, что истинное место этих часов – в комнате твоей, Саша, бабушки…
– А… где место бронзовых часов с завитушками? Ну, тех, которые вы отдали за наши?
– А! Это не тема для разговора! Я их не любил. Их бронзовое оформление всегда представлялось мне сплошной эклектикой… Ты знаешь, что такое эклектика?
– Не-а… Я знаю, что бабушка ни за что не захочет принять такой подарок. У нее… характер.
– Характер бабушки я представляю по твоим рассказам довольно ясно. И питаю к ней самое глубокое, хотя и заочное уважение. Но ты скажи, что подарок этот я сделал не ей, а тебе… Или даже так. Пусть часы считаются моими, но стоят у вас. Из чисто технических соображений. Чтобы уважаемому Квасилию не требовалось пробираться ко мне, когда вздумается похулиганить. И чтобы тебе было удобнее снова запускать часы… И будем считать, что в этом вопросе поставлена точка!
Последние слова Геннадий Маркович буквально отчеканил. И я сразу понял: это и правда точка.
– А как вы узнали наш адрес?
– Весьма просто. Позвонил в комиссионный магазин, где ваша реликвия одно время стояла. У меня там знакомый продавец, он не отказал в любезности…
– А где Арунас? – спросил Ивка. И я почувствовал, что спросить это ему хотелось давно.
– Арунас очередной раз починил брюки и отправился за хлебом и за картошкой. По моему поручению. Вы его дождетесь?
Я нерешительно глянул на Ивку. Он огорченно сказал:
– Мы бы с удовольствием. Но Ольга Георгиевна дома ужасно волнуется…
– Да, нам надо бежать обратно, – сказал и я.
– Жаль. Нэлик опечалится, когда узнает, что вы были и ушли.
– Но мы завтра обязательно с ним увидимся! Честное слово! Мы хотим… – Я опять посмотрел на Ивку. – Хотим позвать его в одно удивительное место.
– Да, – кивнул Ивка.
– Мы зайдем за ним утром.
– Прекрасно. Если можете, пораньше. Я буду спокоен, когда увижу, что он отправился гулять с вами, а не один… А к десяти часам я должен буду уйти, меня вызывают в военкомат…
– Зачем? – встревоженно удивился я. – Разве вы… разве у вас призывной возраст?
– Просто военное начальство хочет сделать то, что не сумело в свое время, полвека назад. Сказали, что тогда полагался мне орден Красной Звезды, но бумаги в ту пору затерялись.
– Геннадий Маркович, можно вас спросить?.. – Это Ивка. Он вскинул голову и смотрел с какой-то жалобной требовательностью.
– Что, мой хороший? Спрашивай, конечно…
– Правда, что солдатам потом всю жизнь снится война?
Я понял – это он о брате.
– Снится… Наверно, каждому по-своему. Я, например, редко вижу всякие там пожары и атаки. Обычно снится хитрый тикающий механизм. Я смотрю и не знаю, как отсоединить его от взрывателя… Я ведь на передовой-то в прямом смысле и не был, мы разминировали объекты в освобожденных городах… Да. А стрелять не пришлось ни разу. Воевал, можно сказать, пальцами… – Геннадий Маркович повертел перед собой длинными кистями рук. – Тогда-то и пригодилась впервые их природная чуткость… А механизм снится часто, да. Обычно я просыпаюсь раньше, чем успеваю что-то сделать. И думаю: однажды вот не успею ни проснуться, ни отсоединить…
– Вы прямо в точности моя бабушка! – в сердцах сказал я. – У нее любимая тема: «Мечтаю умереть во сне».
– А что! Право же, наилучший вариант… Впрочем, не будем.
– Да, не надо, – тихо попросил Ивка.
– Геннадий Маркович…
– Что, дорогой?
– Я… насчет часов. Я даже не знаю, как вас благодарить…
– Всё, всё, всё! Достаточно об этом. Как сказано в «Гамлете»: «Дальнейшее – молчанье»… Правда, там по другому поводу, но все равно…
И я сразу вспомнил зубного врача Игоря Васильевича.