Бабушкино море
Шрифт:
— И-и! — отвечает лошадь.
Темнеет. Темнеет. Совсем темно.
— Дядь, а дядь, — спрашивает у бухгалтера Света, — а это правда, что в поле волчица живёт?
— Чего? — говорит бухгалтер и вздрагивает: он задумался.
— Волчица? — спрашивает бухгалтер. — Да, безусловно. В поле живёт волчица. А ты как думала?
Посреди поля машет длинными рваными рукавами большое пугало. На него надета шапка зюйдвестка.
Зажигаются в небе звёзды. Темны поля. Не видно подсолнухов и кукурузы, перехитрившей дождик. Горят своим тусклым светом в тёмной траве светляки…
Телега едет по тёмной, широкой, длинной дороге…
Девочкам холодно. В поле темно.
Долго едет телега. Девочки дремлют, прижавшись друг к другу. Дремлют бухгалтер и конюх Митрич.
…Вот крайние хатки бабушкиной станицы. Она светит из темноты целой цепью неровных огней. Белеют первые хатки. Сквозь марлевые занавески в окошках виден желтый свет электричества.
— Вон твой дом, гляди! — говорит Света.
И Ляля видит раскрытые ставни бабушкиного дома. Кто-то ходит по комнате. На занавеске мелькает тёмное. Это тётя Сватья. Калитка заперта на задвижку.
Услышав стук, выбегает из будки Тузик и, печально склонив набок мохнатую морду, длинно и жалостно лает.
— Остановитесь, пожалуйста, дяденька! — говорил Ляля. — Вот бабушкин дом.
— Осаживай! — говорит бухгалтер.
— Спокойной ночи, — говорит Ляля, забирая с телеги бабушкину корзинку, — Спасибо, дяденька!
— Ишь ты, стало быть, хорош виноград? — усмехается Митрич.
Он причмокивает губами и едет дальше.
— Бабушка-а-а, ба, вот тебе от кума, от Лукича! — кричит Ляля ещё на улице и открывает бабушкину калитку.
Она протягивает корзинку к светящимся окнам бабушкиного дома. Она машет руками. Она захлёбывается от радости.
— Ой, правда, бабушка, правда!.. Я не просила, это он сам… Он сам догадался! — кричит на крылечке Ляля, размахивая корзинкой и открывая дверь.
Навстречу ей выходят Сватья и бабушка.
— Нашлась! — говорит Сватья. — Голубчики-светы!..
— Нашлась! — говорит бабушка. — Погоди у меня ужотко! — и берёт Лялю за руку.
— Погоди, погоди, погоди!.. — шепчет бабушка, и рука у неё дрожит.
Они входят в комнату, и бабушка словно падает на табуретку. Она, не мигая, глядит на Лялю и не выпускает лялину руку из своей жёсткой руки.
— Где была? Не таись! Всё равно дознаюсь!.. — говорит бабушка и наклоняется к лялиному лицу.
У Ляли от света щемит в глазах. Она мигает.
— Где была? Говори!.. — шепчет бабушка и стучит по столу своим тёмным пальцем.
— На винограднике, — шопотом говорит Ляля и ставит на пол корзинку Лукича.
— А то в уме не держала, — откинувшись назад, говорит бабушка, — что старая бабка ума решится, по станице бегавши? То в уме не держала, что мать мне тебя доверила?.. Говори, отвечай! Ты ребёнок, кажись, не малый, грамоте обученный. Даже слишком самостоятельный. Где ж твой разум?.. Набалована у отца, у матери… Так я тебе не отец, не мать. Управу найду!..
Бабушка вытягивает вперёд худую тёмную руку. Ляля смотрит туда, куда показывает бабушка, и видит, что на стене, рядом с начищенным самоваром, висит ремень.
— Отца твоего учила, — говорит бабушка, — и тебя, коток, не задумавшись.
Ляля молчит. Она вырывает из бабушкиной руки свою руку.
Это бабушка, папина мама, учила лялиного папу вот этим старым длинным ремнём? Её папу, в кителе с золотыми погонами?.. Да как же так?!.
Ляля сжимает руки и прижимает к глазам оба кулака. Она плачет…
Бабушка долго молчит. У двери вздыхает Сватья.
— Ну, ну! — наконец говорит бабушка. — Ну, будет, будет! Ты накормлена?
Ляля плачет.
— Ну, ну! — говорит бабушка. — И сказать нельзя. Ты что же это задумала? Хочешь над бабкой командовать? Нет, такого, милок, не будет! Я себя до такого не допущу!
Ляля плачет.
— Ну, ладно, ну, не плачь, не надо! Стели, Анюта, — говорит бабушка.
Бабушка ходит по комнате. Шаги у неё какие-то шаркающие, виноватые.
— Мама письмо тебе передала, — не глядя на Лялю, дрогнувшим голосом говорит бабушка. — На, читай!
Ляля берёт письмо руками, мокрыми и солёными от пролитых слёз.
Она читает и плачет. Она стоит под лампой и держит мамино письмецо, исписанное большими печатными буквами. Буквы двоятся, троятся, сияют.
— Ой, мама, ой, мамочка! — плачет Ляля.
И мама сейчас же ей отвечает большими печатными буквами:
«Моя дорогая девочка, ласточка, Ляленька…»
А дальше Ляля не может читать от слёз…
Внука Сущёвой
На следующее утро Ляля просыпается от того, что кто-то на неё смотрит.
— Анюта, — говорит топотом бабушка, — ты что ж девчонке волосики не чешешь?.. Гляди, все волосы посбивались… Это что ж, косы чтой ли будем выстригать? От матери стыдно. Да и волосёнки-то жаль: гляди, какие мягонькие…
Ляля уверена в том, что бабушке никогда, никого и ничего не бывает жаль. Она притворяется, что крепко спит.
«…Не подлизывайся… Убегу, всё равно убегу, — уткнувшись лицом в подушку, думает Ляля. — Мой папа напишет тебе письмо и спросит, куда ты меня задевала… Ой, матушка, — напишет, — уморила ты нашего первенца!»