Багажная квитанция №666
Шрифт:
Вдруг завизжал тормоз. Прямо перед ступеньками лестницы остановился велосипедист— это был, конечно же, Петер Пфанрот.
Привет, Шериф! — сказал он.
Тебе засчитывается опоздание на пять минут, — покачал головой Шериф. Потом он улыбнулся и показал на кипу газет, лежавших перед ним. — Вообще-то этого директора жаль, да и полицию тоже. — Шериф раскрыл "8-часовую газету". — Вот, послушай!
У меня к тебе серьезный разговор, — перебил его Петер.
Мы только и занимаемся, что серьезными разговорами, — буркнул Шериф и сложил газету. — Ну? Я весь внимание! — Эмиль
— Дело вот в чем… — начал Петер и рассказал по порядку всю историю: и про объявление в газете, и про отель "Атлантик", и что сказала мать, и что ответил он. Не утаил и того, о чем мечтал вчера вечером, уже лежа в постели. Как-никак Шериф был его компаньон и лучший друг.
В это время господин Шиммельпфенг в пальто и шляпе как раз подходил к двери своего цветочного магазина на крытом перроне. Продавщица вместе с девочкой-ученицей уже ждали его.
Итак, желаете стать профессионалом гостиничного сервиса, да еще в "Атлантике". В этом что-то есть, ваша честь, — сказал Шериф.
Ты считаешь, стоит попробовать?
Никаких сомнений!
Тогда мне придется просить вас, уважаемый коллега, дать мне отпуск на сегодняшний день. — Петер уже садился на велосипед.
Уматывай, — сказал Шериф. — И если дирекция потребует рекомендаций, можешь дать мой номер телефона.
Козявка! — только и успел крикнуть Петер, исчезая среди автомобилей и прохожих на привокзальной площади. Шериф какое-то время смотрел ему вслед. Потом снова взялся за свою "8-часовую газету", собираясь продолжить чтение. Но как-то не читалось. И он стал смотреть, что происходит на перроне.
Там господин Шиммельпфенг украшал свою витрину. Каждое утро он занимался этим самолично. Вот и сейчас он выдвигал на видное место вазу с ландышами.
ШЕРИФ ПРЕДАЕТСЯ МЕЧТАМ ПРЯМО НА ВОКЗАЛЕ
Шериф сидел на своем ящике со щетками и гуталином. Вообще-то хорошо, что он остался один. Когда ему хотелось в чем-то разобраться и придать стройность своим мыслям, он предпочитал одиночество. То, что рано или поздно им с Петером придется расстаться, Шериф предчувствовал и раньше и очень этого боялся. Петер был на целый год старше, и Шерифу нетрудно было прикинуть, что другу раньше, чем ему самому, придется проститься с ремеслом чистильщика и заняться поисками настоящей профессии.
Конечно, нового компаньона он найдет. Но такого, как Петер Пфанрот, больше не будет. И еще грустнее были мысли о будущем. В мечтах Шериф давно уже выстроил всю будущую жизнь, вернее, даже две жизни: свою и Петера. Шериф с детства хотел стать автомехаником. Это решение было таким же прочным и непоколебимым, как памятник Бисмарку в конце Репербана. Там, как раз около дома, где жил Шериф, была большая автомастерская. И еще до того, как пойти в школу, Шериф вместе с механиками залезал под автомобили и, лежа на спине, разглядывал нагромождение всяких металлических деталей, промасленных приводов и шестерен. Он и теперь заходил туда всякий раз, когда выпадала свободная минутка.
И потому
Шериф мечтал, что и Петер, может быть, станет автомехаником. И вот точно так же, как сейчас они вместе чистят обувь, они когда-нибудь вместе будут копаться в двигателях или лежать под автомобилями, ремонтируя их. Они бы работали и учились, как одержимые, пока на них не обратил бы внимание какой-нибудь большой завод и его важный генеральный директор не сказал бы им: "Именно такие молодые люди нам и нужны!"
В мгновенье ока их назначат спецмеханиками. И, конечно же, приставят к команде гонщиков, потому что машины этого завода участвуют во всех больших автогонках. Вместе с этими машинами Петер и Шериф отправятся с улицы Нюрбургринг до самого Монте-Карло, а оттуда — во все уголки земного шара.
Где-нибудь в Мехико лидирующий гонщик за пять минут до старта позвонит из отеля и скажет, что у него внезапно началась корь и он не сможет участвовать в гонках.
А как же наше первое место? — жалобно скажет генеральный директор, отшвырнув прочь свою сигару.
А мы его все равно завоюем! — закричат Шериф с Петером и подбросят в воздух двадцати-пфенниговую монету. Кому выпадет решка, тот и сядет за руль.
Мне не нужны гонщики, которые за пять минут до старта заболевают корью, — скажет толстяк директор. — Если сегодня вы завоюете победу, мы заключим с вами пожизненный контракт. И это так же точно, как то, что моя фамилия Цицевиц!
И тут же взвоют моторы. Старт! И начнутся бешеные гонки!
Дистанция, которую им надо пройти, самая трудная на свете. Один крутой вираж за другим! На седьмом этапе прокол шины. Черт возьми! Потеря во времени: две и три десятых минуты. Генеральный директор в отчаянии комкает свою панаму.
Но юный гонщик за рулем — само спокойствие.
Вот он уже снова на дистанции. "Смотрите, он мчится, словно дьявол!" — восклицает генеральный директор. Еще четыре сумасшедших тура — и они первыми пересекают финишную черту. И, конечно же, ставят рекорд!
Усталый, взмокший от пота, с лицом, перемазанным машинным маслом, юный победитель вылезет из машины и сдвинет на лоб защитные очки…
В этот момент — когда в мечтах дело доходило до защитных очков, сдвинутых на лоб, — Шериф начинал колебаться. Иногда ему отчетливо виделось собственное лицо, перепачканное маслом, иногда столь же отчетливо — лицо Петера.
Чтобы избежать окончательного решения, он иной раз представлял себе, что одновременно стартуют две машины и одновременно два гонщика заболевают корью.
И тогда финал обретал полную ясность: Петер и он финишировали одновременно и оба выходили победителями. Так сказать, ноздря в ноздрю…
Если я помешал, то к Рождеству зайду снова, — пошутил появившийся вдруг господин Шиммельпфенг. Он уже усаживался на стул перед Шерифом.
Доброе утро, господин Шиммельпфенг, — приветствовал его Шериф. — Извините, я просто размечтался.