Багдадский вор
Шрифт:
– Человек. Лев Оболенский. Спаси нас… – Ровный металлический голос одновременно отозвался в мозгу каждого присутствующего.
– В чём проблемы, знойные прибалтийские мачо? – задрав голову, крикнул Лев.
– Забери эту женщину! Мы не можем с ней возвращаться, она сломала системы навигации. И потом… она это… всех уже…
– Не понял? – притворился идиотом Оболенский. Тарелка дёрнулась, и голос подробно пояснил:
– Она всем нам вставила отрицательные электроды, перекрыла подачу топлива и, невзирая на растраченные ресурсы, увеличивает обороты, а в результате наши функциональные детали стираются быстрее, чем мы успеваем
Вряд ли до кого дошло… По-моему, Лев был единственным, кто вычленил из этой псевдонаучной белиберды смысл истинной трагедии. Потому и осел прямо на плаху, гогоча, как сумасшедший! Глядя на него, эмир вновь подхватил бациллу смеха. Обиженная «колесница», не оборачиваясь, рванула ввысь, а на главной площади Багдада в голос хохотали два таких непохожих человека – эмир и вор…
Глава 82
Все писатели ВСЕГДА ВСЁ ВЫДУМЫВАЮТ.
– Слушай, Лев… – продолжал я, потому что конец этой истории меня, как литератора, не устраивал. – В целом всё замечательно – ты ходишь по Багдаду, мочишь корки на каждом шагу, шалишь по всем направлениям, а смысл? Что-то мне не очень верится, что ты вот так легко отказался стать новым эмиром… Ты же потомственный дворянин, у тебя борьба за власть генетически в крови заложена.
– Андрюха, у тебя, как помнится, тоже в предках дворяне были?
– У меня много кто был… – уклончиво парировал я, – но не обо мне речь. Ты хочешь сказать, что тебе были абсолютно до лампочки и дворец, и гарем, и поклонение народа?
– Скучно это… В сказках – красиво, а в жизни скучно. – Оболенский демонстративно зевнул. Было около часа ночи, мы тихо спорили на кухне, стараясь, чтобы наши голоса не беспокоили его семью.
– Я же говорю, у них там был не самый плохой эмир. Налогообложение – терпимое; внутренняя политика – как у всех, ни шатко ни валко; пару раз ходил на войну, кого-то там успешно отбил – чего ради мне его менять? Нет, конечно, на волне народного энтузиазма и моей бурной популярности вполне прокатило бы. Но что потом? Я уж молчу о реакции соседей, всяких там падишахов, султанов и прочих государственных деятелей… Новый эмир Багдада – бывший вор!
– В чём-то ты прав.
– Во всём! Давай ещё кофе налью?
– Знаешь, я почему-то думал, что ты разберёшься с эмиром как-то иначе. Осмеёшь прилюдно так, что он сам от трона откажется и харакири себе сделает. А возрождённым Багдадом станет править его опальный брат, подросший сын или какая-нибудь из молоденьких жён. Читатель любит сентиментальные концовки.
– Вай мэ! Концовку ты, в конце концов (о тавтология!), можешь придумать сам, я не обижусь. Но знаешь, этот Селим ибн Гарун аль-Рашид в тот день так изменился, прямо как в сказке! Был жабой надутой, а стал…
– Луи де Фюнесом? – хмыкнул я. – В одном из писем моя добрая знакомая из Питера написала: «Смех посрамляет пафос». Хорошая мысль, если вдуматься… Не уничтожает, а именно посрамляет. Подстригает, как газон. Ибо буйно разросшийся пафос – это уже пошло, а пошлость – лишь неправильно понятая ценность. Только смеющийся человек способен расставлять правильные акценты.
– Очень умная девочка, познакомишь?
– Иди ты…
– Ой, ой, ой! Какие мы собственники…
…В тот «жаркий» день они ушли с площади триумфаторами! Народ едва не носил их на руках, причём
– А ты небось думал, что больше меня не увидишь?
– Я очень на это надеялся, Лёва-джан… Когда колесница святого Хызра живым вознесла тебя на небеса, моё сердце исполнилось просто неземного блаженства! Если бы я был весь покрыт струпьями и у меня двадцать лет беспрерывно болели все зубы сразу, а потом, милостью Всевышнего, я получил полное излечение, то и тогда не испытал бы сотой доли того удовлетворения, какое посетило меня при виде твоего вознесения…
– А если то же самое, но короче? – попросил Лев.
– Аллах не внял моим молитвам…
– Вот это уже понятнее. Я тебе про эту колесницу как-нибудь поподробнее расскажу. Сейчас она больше похожа на экспериментально-принудительный дом терпимости межгалактического масштаба. Но это мелочи… Главное, я был в гареме!
– Ты так орёшь, чтобы Джамиля тоже услышала? – укоризненно покосился Ходжа.
– Уп… миль пардон, нет, конечно… Это я для того, чтоб ты тут с ног до головы обзавидовался.
– Скажи лучше, с чего это эмир решил на тебе жениться? На взгляд правоверного мусульманина, девушка из тебя получилась, как из половинок кирпича – серьги!
– Между прочим, вашему правителю, видимо, такой вот массивной крали и не хватало! – беззлобно огрызнулся Лев. – Как ты помнишь, лично я в невесты никому не набивался! Даже больше, если бы он полез с поцелуями, я бы…
– Охотно верю. Пожалей эмира, ему и так сегодня досталось…
– Ты-то сам за каким попёрся во дворец изображать моего седобородого папочку, самаркандец из Бухары… Кстати, откуда такое подозрительное название, там все бухают?
– О, напомнил! – хлопнул себя по лбу домулло. – А почему твой дедушка с нами не пошёл?
– Он сейчас в эмирском дворце, приглашён как независимый консультант по вопросам сохранения альтернативных культурных ценностей.
– Значит, пьёт…
– Пьёт, – согласился Оболенский, – у него есть повод. От казни спасся, внука нашел, во дворец пригласили, как же тут не выпить… И кстати, мы тут к Ахмеду намылились, а он вообще дома?
– Какая разница? – уклонился Ходжа. – Ты лучше мне скажи: так мы посрамили эмира или нет?
– Круче! Я убедил джинна даровать ему чувство юмора.