Багровая заря
Шрифт:
— Опять каких-то кроликов квёлых подсунули… Видать, больные…
— Да у меня уже второй день в животе тянет…
Маленькая девочка плакала на улице, звала маму. Звала жалобно, испуганно, прижимая к себе игрушку — плюшевого зайку. Она потерялась. Была ночь. Жёлтые холодные глаза шакалов. Смердящие пасти, жёлтые клыки. Платьице девочки было в крови.
Это сон? Мне всё это снится? Нет, конечно, это не может быть наяву. Снова тюрьма Ордена? Мои пальцы коснулись холодной
Где?
Я знала, я чувствовала, что это ловушка, но я не могла оставить ребёнка в опасности: у меня сердце разрывалось при виде её испуганного, заплаканного, беспомощного личика и отчаянной хватки, которой она вцепилась в своего зайчика. Была ли она ранена, или кто-то специально измазал её платье кровью, чтобы привлечь шакалов — не знаю. Я представила на её месте Карину и не колебалась уже ни секунды. Я надеялась, что выкручусь, но, видимо, не получилось. А дальше — чёрный провал в памяти.
Чьи-то жёсткие, как деревяшки, ладони довольно бесцеремонно похлопывали меня по щекам.
— Давай-давай-давай, открывай глазки, красавица, — будил меня негромкий сипловатый голос. — Ёлки зелёные, нас и так здесь как сельдей в бочке, так ещё тебя подсунули!
Сфокусировать взгляд на склонившемся надо мной лице мне удалось где-то с третьей попытки. В голове стоял звон. Разлепив губы, я пробормотала:
— Это Кэльдбеорг?..
Тип ухмыльнулся:
— Он самый… Чтоб ему провалиться! Тебя как звать-то? Что-то мне твоё личико вроде как знакомо.
С трудом ворочая языком, я ответила:
— Аврора…
Тип присвистнул.
— Ну ни хрена ж себе!
В камере зашевелились. Теперь я разглядела: в одиночке томились шесть узников, я оказалась седьмой. Лежала я прямо на голом полу, а единственную койку занимал крупный мужчина с сурово сложенным ртом и холодными глазами.
— Алекс, что это за делишки творятся? — обратился к нему обладатель деревянных ладоней. — Если она здесь — значит, Орден поимел «Аврору»?
Узники, подобравшись поближе, разглядывали меня. Не то чтобы враждебно, но и особой доброжелательности в их тёмных, вопрошающих глазах не было. Мне было не по себе под их взглядами. Как будто я в чём-то перед ними провинилась. Тип с твёрдыми ладонями был кривоногим коротышкой с влажными карими глазами и носом-картошкой, улыбчивым ртом и короткими беспокойными пальцами, в которых он всё время что-нибудь теребил. Его взгляд не задерживался ни на одном предмете дольше, чем на две секунды. Он с усмешкой спросил:
— Ты хоть знаешь, что за народ тут собрался? Нет? Так я тебе скажу. Мы раньше были в «Авроре», но получили пинка под зад. А теперь и ты среди нас. Забавно, правда?
— Дарий, харэ трепаться, — раздался низкий, сильный голос. — Не мне тебе напоминать, что многие из нас получили пинка за дело.
Голос принадлежал Алексу, возлежавшему на койке. Он неторопливо приподнялся, сел и спустил ноги на пол.
— Кое-кто из нас перешёл в «Аврору» из Ордена, — сказал он, обращаясь уже ко мне. — Поэтому мы и здесь. Но как ТЫ здесь оказалась? Ведь тебя должны были, по идее, охранять.
— Вышла погулять без охраны. — Я нашла в себе силы приподняться и сесть на полу. В голове сразу гулко зазвенело, пол поплыл подо мной. — Хотела проведать дочь. Мы с ней… не вместе.
Алекс, скользнув по моей фигуре взглядом, вдруг наклонился вперёд и вытащил у меня из-за пазухи косынку Карины — будто знал, где она лежит. Меня яростно обожгло изнутри, откуда-то взялись силы поймать его руку с косынкой за запястье.
— Я верну, — хмыкнул он.
— А разрешения тебя не учили спрашивать? — Я смотрела прямо в его холодные голубые глаза, стискивая его запястье — такое широкое, что пальцы вокруг него не смыкались.
Он был силён — здешние условия ещё не успели сломить его окончательно. Я попыталась проникнуть за ледяной экран внутрь его сознания…
Ей было семнадцать, в её жилах текла горячая кровь, и она восхитительно пахла. Он был пьян, одержим ею. Чтобы она всегда была с ним, он обратил её. Её организм не выдержал обращения — она умерла. Его, сходившего с ума от горя, ещё и привлекли к ответственности за проведение обращения без разрешения на то «Авроры». И он оказался вне её.
Запах Карины разбудил его сердце.
Я сказала:
— Лучше не надо.
Свободной рукой я забрала у него косынку и спрятала на место. Алекс понюхал свою руку — запах с косынки на ней остался. Лед в его взгляде растаял, сменяясь задумчивой нежностью. Его суровый рот тронула улыбка.
— Понимаю, — проговорил он совсем другим, заметно смягчившимся голосом. — Я бы тоже рвался к ней.
Закрыв глаза, он несколько секунд молчал, отдавшись очарованию аромата. Ни тени кровожадности не было на его лице — только эта грустная нежность. Взглянув мне в глаза снова, он понял, что я его прочитала, и потемнел лицом.
— Ты не должен был этого делать, — сказала я.
— Я знаю, — глухо отрезал он.
Сокамерники, притихнув, наблюдали. Когда я обернулась, они начали прятать глаза. Боялись, что ли, что я их тоже прочитаю и выясню их проступки? Мы поменялись ролями, и теперь настал их черёд чувствовать себя не в своей тарелке под моим взглядом. Насмешливость Дария куда-то пропала, его близко посаженные карие глаза забегали. Я отвела взгляд. В чём бы они ни провинились, сейчас это было неважно.