Багровая заря
Шрифт:
Выпив, он икнул и уставился на меня своими сомнамбулическими глазами. Надзиратель Альберт хлопнул его по плечу.
— Давай, мачо ты наш! Смелее! Это всего лишь баба! Наверно, у тебя давно не было женщины, а, приятель? Смотри, смотри, какая она хорошая! На воле она тебе точно бы не дала — гордая! Ничего, мы ей гордости-то поубавили… Мы даём тебе шанс, пользуйся!
Гайус смотрел на меня своими сомнамбулическими глазами и всё проглатывал что-то.
— Тебе не жить, Гайус, — пообещал Алекс.
— Ну, как — готов? — спросил Альберт, щупая Гайуса. — О, да он
И оба надзирателя заржали, скаля ухоженные зубы. Альберт разбросал сапогами мои ноги в стороны.
— Ну, давай, гигант!
Гайус сглотнул и стал расстёгивать штаны. Алекс вскочил и бросился на него. Электрошок. Тело Алекса дёрнулось и упало на матрас.
— Не подходить, а то получите разряд в рёбра!
Гайус трясущимися руками никак не мог справиться с застёжкой. Второй надзиратель сам расстегнул ему штаны и толкнул на меня. Падая, он навалился на моё сломанное крыло.
У меня вырвался сдавленный вскрик.
— Прости меня, Аврора, — пробормотал Гайус. — Так надо…
Суетливо и беспорядочно копошась, он всё повторял: «Так надо». И, гладя меня по щекам, шептал: «Прости, прости, прости меня, Аврора, прости». Он целовал моё лицо мягкими, безвольными, вялыми и влажными губами, между поцелуями шепча «прости» и опять добавлял своё «так надо». Надзиратели ржали и подбадривали его похабными словами.
— Молодец, так её! Вот, смотрите все, как это надо делать!
Вдруг надо мной склонилась белобрысая арийская морда Альберта.
— А ты что не кричишь, сука? Не нравится? А если вот так?
И он схватил меня за крыло. Я закричала от адской боли, а он засмеялся, и зубы на его лице блестели, ровные, ухоженные. Пока Гайус судорожно елозил на мне, он выворачивал мне крыло и упивался звуками моего крика. А Гайус всё бормотал, задыхаясь: «Так надо… Прости… Так надо…»
Второй надзиратель снова ударил электрошоком очнувшегося Алекса. Виктория захлёбывалась рыданиями на груди у Лавинии.
Альберт оттащил от меня Гайуса.
— Всё, хватит, натешился… Убирай своего щекотунчика.
— Множественные переломы обеих летательных конечностей. Четыре сломанных ребра. Ушибы внутренних органов.
Это заключение сделал флегматичный Франц, медленно и чутко ощупав меня длинными тонкими пальцами. И добавил:
— Не пытайся убрать крылья. Это ещё больше травмирует их.
Я лежала на спине с раскинутыми крыльями, и ширины камеры не хватало, чтобы распрямить их полностью. Виктория и Лавиния надели на меня бельё и брюки, обули, а куртку из-за крыльев надеть было невозможно, поэтому было решено просто прикрыть меня ею. Едва шевеля одеревеневшими пальцами, я забралась в карман и облегчённо откинулась на подушки: моё главное сокровище, косынка Карины, была на месте. Я украдкой прижала её к губам и спрятала обратно.
Ночью из угла послышалась возня: на Гайуса навалились Алекс и Дарий. Дарий зажимал ему рот, а Алекс садил ему удар за ударом — молча, беспощадно. От его мощных ударов тщедушное тело Гайуса содрогалось и хлюпало. Франц сидел, прислонившись спиной и затылком к стене, а Лавиния и Виктория испуганно жались друг к другу.
Утром, когда рассвело, я увидела Гайуса: он лежал в углу, свернувшись клубком, и хрипло кашлял. Пол рядом с его головой был заплёван сгустками крови. Я попыталась приподняться и со стоном повалилась обратно.
— Лежи спокойно, — сказал Алекс, склоняясь надо мной.
— Зачем вы его так? — пробормотала я, еле ворочая в пересохшем рту языком.
Алекс поправил у меня по головой свёрнутое одеяло.
— Проучили его слегка, — усмехнулся он. — Но это так, ерунда. Главное вот что. Насчёт уничтожить Кэльдбеорг… У нас кое-какие мыслишки появились. Франц, давай, излагай.
Приподняв тяжёлые веки, Франц проговорил:
— Собственно, излагать тут особо нечего. Начальство держит в крепости запас человеческой крови для себя. Мои способности ещё не успели притупиться от здешних условий, и я выяснил кое-что. Я знаю, где этот запас находится, и у кого от него ключи. Если мы доберёмся до этой крови, мы восстановим силы, сможем вырваться отсюда. Нужно устроить большую смуту. Поднять на мятеж всех заключённых. Запалить пожар — поджечь запасы угля, взорвать керосиновый склад. Поджечь всё, что может гореть. Устроить хаос и неразбериху. План, как получить доступ к крови, у меня уже выработан. Остаётся претворить его в жизнь.
— Ну, как тебе план? — спросил Алекс. — Одобряешь?
— Вы слишком слабы по сравнению с охраной, — прошептала я. — Многие погибнут…
— Без жертв не обойдётся — на войне как на войне, — кивнул Алекс, и его взгляд озарился мрачным и жестоким блеском. — Но если поднимутся все, если начнётся заваруха, охране придётся здорово потрудиться, чтобы восстановить порядок. Пожар будет нам на руку. Те, кто подкрепит силы из их неприкосновенного запаса, будут уже в состоянии драться с охраной на равных.
— Но как вы поднимете всех заключённых? — спросила я, плохо слыша собственный голос. — Захотят ли все участвовать в этом?
— Не беспокойся, захотят, — усмехнулся Алекс. — Ты должна только пообещать, что если дело выгорит, мы все снова будем в «Авроре», и нам простят все наши былые прегрешения. Это обещание заставит всех драться не на жизнь, а на смерть. Поднимутся даже те, кто близок к анабиозу.
— Я даю вам слово, — сказала я. — Вы уже прощены. Как вас отблагодарить — придумаем. Не сомневайтесь.
Алекс окинул сверкающим взглядом всех сокамерников, и все подобрались ближе, окружая меня.
— Вы слышали? — сказал Алекс. — Аврора дала слово. Дарий, ты берёшь на себя поджог. Франц, ты добываешь нам кровь. Девочки, вы остаётесь с Авророй и защищаете её. А я поднимаю бунт на корабле!
Роли были распределены, план согласован. Алекс проявил себя хорошим вожаком: одного взгляда в его суровые блестящие глаза было достаточно, чтобы ощутить на себе его направляющую волю. И кто угодно бы воспламенился, услышав его воодушевляющий, призывный шёпот у стены камеры: