Багровая заря
Шрифт:
— Слушаюсь! Прикажешь приступать немедленно?
— Приступай. Можешь получить у девочки нужные тебе сведения.
— Мне уже известно всё, что мне потребуется для исполнения твоего поручения, Аврора.
— Что ж, прекрасно. Можешь идти. И будь добр, позови девочку сюда.
Дверь палаты открылась, и девочка снова увидела красивого и опасного хищника. Прикрыв за собой дверь, он остановился и долго смотрел на неё, пока девочке не стало не по себе. Кивнув на дверь палаты, он сказал:
— Иди, Аврора тебя
— Ну, попробуйте пошевелить крыльями, — сказала док Гермиона.
Крылья двигались вполне хорошо, боли не было, но с непривычки я запыхалась.
— Похоже, мне придётся заново учиться летать, — сказала я.
— Да бросьте, — ответила док. — День-другой поразминаетесь и снова станете летать, как прежде.
Я убрала крылья. Получилось, как обычно, без боли и неприятных ощущений. Я снова их раскрыла, и они слушались меня идеально. Я сложила и распрямила их, подняла и опустила.
— Ну, как? — спросила Карина.
— Вроде бы всё в порядке, — сказала я. — Док… Я хочу сказать вам огромное спасибо. Вы самая лучшая.
На мне была форма «волков», а за спиной висели два меча — основное оружие для уничтожения врага в ближнем бою путём отрубания головы. Поверьте, люди, мы не боимся ни серебряных пуль, ни чеснока, ни осинового кола в сердце, ни распятия. Убить нас можно, только отрубив голову. Также неверно и широко распространённое мнение, что мы мёртвые. Мы живые, но свойства нашего организма сильно отличаются от свойств человеческого.
Каспар ждал меня за дверью. Я уже десять минут не могла оторвать от себя цепкое тёплое кольцо рук Карины.
— Мамочка… Ну, можно мне с тобой?
— Нет, моя куколка, — сказала я твёрдо. — Туда тебе со мной нельзя.
— Ну, пожалуйста…
— Нет, родная. Это место не для тебя. На время каникул ты поедешь к доктору Гермионе. Она хорошая. У неё ты будешь в безопасности.
— А если… А если тебя опять… опять ранят?
— Ну, что за беда! Док мигом вылечит меня. Она меня не раз с того света вытаскивала.
— Я тебя ещё когда-нибудь… увижу?
— Ты будто навсегда со мной прощаешься… Ну, разумеется, мы ещё увидимся, куколка моя! Может быть, не так скоро, как хотелось бы, но обещаю: где бы ты ни была, я тебя найду. Я тебя очень, очень люблю, моя красавица.
То место, куда я отправлялась с Каспаром, едва срастив раздробленные крылья, было базой «чёрных волков». И разлука с Кариной мне предстояла долгая.
Но я не сразу отправилась туда. Каспар сообщил, что арестован хищник, по наводке которого меня схватили.
— Она навела их на твой след — сразу же после твоего прихода стукнула им, и они тебя вычислили.
Когда я подошла к решётке камеры, она сидела на койке в своей ажурной шали и сеточке на волосах и размышляла над разложенным на одеяле пасьянсом, как будто по-прежнему находилась у себя дома. Увидев меня, она как ни в чём не бывало улыбнулась.
— А, милочка, здравствуйте… Значит, вот вы как выглядите, когда выходите на тропу войны. Что ж, форма вам очень к лицу. Чёрный цвет вам всегда шёл. Очень славно.
— Аделаида, это правда? — спросила я тихо. — Вы это сделали?
Она устало и горько усмехнулась.
— Смешной вопрос, дорогая. Раз я здесь, — она обвела взглядом камеру, — значит, сделала.
— Нет, Аделаида, скажите это, глядя мне в глаза, — потребовала я.
Она встретилась со мной взглядом и со смущённым видом опустила глаза, чуть улыбаясь, как будто её уличили в каком-то житейском грешке.
— Ну… Да, я это сделала, — сказала она. — Вы довольны?
Она созналась в этом так легко, как будто это была какая-то невинная шалость, за которую её ждёт лишь символическое наказание. Я спросила:
— Они вас заставили? Чем-то угрожали? Запугали?
Она покачала головой.
— Вы склонны драматизировать… Нет, всё гораздо прозаичнее. Меня никто не заставлял и не запугивал.
— Почему, Аделаида? — спросила я. — Я считала вас другом, а вы нанесли мне удар в спину. За что?
Она вздохнула, снова улыбнулась, удручённо разведя руками.
— Трудно сказать… Нет, лично против вас я ничего не имею. Но я подумала, если Орден вас получит, всё снова станет как раньше. Прекратятся эти распри… Как было прежде хорошо!
— Вы ошиблись, — сказала я. — На этом всё бы не кончилось.
Она подняла брови.
— Вот как? — проговорила она озадаченно и как будто с досадой. — Вы так думаете? Гм, обидно… Право же, обидно. — Она помолчала, погружённая в глубокую задумчивость, а потом вдруг пожаловалась, сделав кислую гримасу: — Вы знаете, милочка, у меня здесь отобрали мою трубку и табак. По-моему, это зря, вы не находите? Мне так не по себе без курения! Как будто чего-то не хватает. Мне, право же, неловко вас просить…
Я распорядилась, чтобы Аделаиде вернули её трубку и табак. Получив их назад, она сразу повеселела и, улыбаясь, предложила:
— Не составите мне компанию? Впрочем, я знаю, что вы скажете. «Со стукачами не курю», не так ли?
— Ну почему же, — сказала я, доставая сигареты и зажигалку. — Можно и покурить.
Она, набив трубку и закурив, встала у решётки, прислонившись плечом к стене. Я тоже закурила, и некоторое время мы молчали, выпуская дым. Я сказала:
— Вы говорили, что соблюдаете нейтралитет… Однако в этом случае ваши действия были отнюдь не нейтральны. Они были весьма проорденского толка.