Багровое око
Шрифт:
Неужели и на этот раз он промахнулся?! Но как же — король Нимед? И алый дракон?.. Впрочем, никогда у короля Немедии не было такого свинцового оттенка щек, да и дракон на знамени больше напоминал малиновую, ящерицу, задравшую хвост.
Как бы то ни было, вернуться на песчаный берег к маленькой сумасшедшей подружке волка он больше не мог. Невозможно было хлопнуть над головой ладонями, крепко скрученными у позвоночника…
Стражники подтащили его к лже-Нимеду. Тот грозно спросил его о чем-то, сведя на переносице брови, похожие на щетки для чистки лошадей. По-видимому, то был допрос. Шумри ничего не понял, как ни старался применить на практике знания, полученные у Алмены, и расслышать, что же звучит в узкой
Шумри несколько раз повторил на своем языке, стараясь говорить миролюбиво, громко и внятно, что он не вражеский лазутчик и не желает вреда их стране и их королю. Он широко улыбался, он придавал своим выразительным глазам выражение простодушное и открытое… но все тщетно. Незнакомый язык разгневал лже-Нимеда еще больше. По его знаку стражники прошлись по спине и бокам Шумри древками своих копий, надеясь, видимо, что он станет выражаться понятней. Но их надежды не оправдались. Отчаявшись добиться взаимопонимания, король раздраженно махнул рукой, и стражники поволокли немедийца прочь.
Шумри бросили в каменную нору без окон и каких-либо иных отдушин для света и воздуха. По-видимому, эта камера не предназначалась для долгого в ней сидения. На полу валялась охапка дурно пахнущей травы. У стены было выбито углубление в форме чаши, в которое откуда-то сверху сочилась тоненькая струйка воды.
Стражник, швырнувший его на травяную гниль, спустя какое-то время вернулся и бросил на грудь Шумри кусок черствого хлеба. Шумри попытался объяснить знаками, что ему нужно развязать руки, чтобы он мог поесть, но стражник на это лишь задергался всем телом и застучал зубами. Шумри не понял, означало ли это приступ неудержимого смеха или ярость. Отсмеявшись, стражник вышел и закрыл за собой обитую свинцом дверь.
Шумри кое-как дотянулся зубами до хлеба, откусил маленький кусок и тут же выплюнул: на вкус это напоминало морскую губку, пропитанную конским потом. Правда, вода, которую приходилось втягивать в себя по капле, лежа на животе, оказалась настоящей водой, только очень несвежей и затхлой.
Заснуть со скрюченными на спине, ноющими от боли в запястьях руками было невозможно. Только раз или два Шумри провалился в короткую дрему. Плескалось море, слепил глаза белый песок, ветер освежал лицо своим соленым дыханием, смеялась своевольная и странная девочка… Куда же она забросила его, сестренка Алмены?.. Или он сам виноват? Сам, конечно же, сам! Только полный идиот может спутать свою родину с чем-то чужим, не почувствовав в самый первый миг — по запаху, по оттенкам облаков, по собственному молчащему сердцу, по сухим глазам! — что это не то, не то…
Теперь Илоис умрет. Она не дождется его и умрет в отчаянье. Он, Шумри, тоже умрет в отчаянье — и даже скорее, чем она, но вряд ли это будет достаточным для того, чтобы они встретились («где-нибудь и когда-нибудь», как говорила Алмена). Вряд ли Илоис когда-нибудь и где-нибудь его простит.
Наутро Шумри выволокли наружу. Он правильно догадался, что темница без окон и воздуха предназначалась для недолгого пребывания в ней смертников, дожидающихся казни. Ничего похожего на суд в этом мире, видимо, не было. Слово короля было единственным законом. Вчера королю не понравился подозрительный чужеземец, с отвратительно розовым цветом кожи, с очень ярко блестящими глазами, с неприятной привычкой то и дело показывать свои зубы. Он даже не удосужился выучить язык той страны, против которой собирался строить козни! И сегодня чужеземца без излишней волокиты предадут казни.
Подталкиваемый тычками к пинками стражников, Шумри вышел на круглый двор, со всех сторон окруженный высокими стенами. В центре стоял врытый в землю деревянный столб — к нему и прикрутили прочными веревками пленника.
«Как все повторяется!» — усмехнулся про себя Шумри, Он уже стоял так, привязанный к столбу, и ждал казни, и было это совсем недавно. Правда, тогда в трех шагах от него стоял Конан. И они шутили и поддерживали друг друга, пока были силы, чтобы шутить… А потом, в самый последний миг киммериец, чувствуя себя виноватым, обещал ему вырвать его душу с унылых Серых Равнин!.. И хотя Шумри не верил, что это может у него получиться, от этих слов на сердце сразу потеплело, и отчаянье разжало немного свои тиски…
Несколько голых до пояса юношей с короткими луками выстроились напротив него. Их тела, как и лица, имели сине-свинцовый оттенок, что придавало им сходство с ожившими утопленниками. Судя по всему, они были совсем юными, только-только вышедшими из детского возраста. Должно быть, в этом мире, догадался Шумри, принято учить стрелять будущих воинов, используя живые мишени.
По команде старшего стражника первый в ряду юноша натянул лук — и, просвистев, короткая стрела впилась немедийцу в плечо. Он закрыл глаза. Пресветлый Митра, хорошо бы уже вторая попала в сердце! Пусть он окажется метким стрелком, стоящий вторым юноша из чужедальнего мира, зачем-то похожего на Немедию…
Но второй стрелы он не дождался. В рядах лучников и стражников возникло смятение. Открыв глаза, Шумри увидел, что все с изумлением смотрят на него — вернее, на струйку крови, текущую из раны. Вертикальные зрачки расширились и стали круглыми. Наверное, кровь у них другого цвета, устало догадался Шумри. Судя по оттенку кожи — темно-синяя или фиолетовая.
Без любимого короля никто не осмеливался принять решение. Спустя недолгое время появился лже-Нимед со свитой. Он величественно подошел к пленнику и долго разглядывал, шевеля бровями, его окровавленное плечо, затем прикоснулся к красной струнке пальцами. Окрасившиеся кончики пальцев он также внимательно рассмотрел, понюхал, вытер о край мантии и что-то отрывисто приказал стражникам. Те бросились отвязывать Шумри от столба. Веревки, стягивающие со вчерашнего дня его запястья, они распустили тоже.
Шумри так и не узнал, что за решение принял король. Возможно, он повелел отдать диковинку на растерзание ученых, чтобы те, изучив, рассмотрев и измерив все, что только возможно, закупорили его тело в огромной банке со жгучей жидкостью, убивающей тление. Может быть, он велел оставить пленника при дворце, как собачку о двух головах, для увеселения знатных гостей. Может быть, он решил подарить его для забавы любимой дочке…
Как ни любопытно было немедийцу узнать смысл высочайшего повеления, любопытство свое он удовлетворять не стал. Оглянувшись на серую стену за спиной, он взмахнул над головой руками. Хлопок получился вялым из-за резкой боли в плече, от которой он потерял сознание.
Глава 3. Повелительница птиц
Очнулся Шумри от той же боли. Плечо горело и пощипывало. Кто-то втирал в него горячую мазь.
— Не бойся! Бонго залижет тебе рану, и она заживет очень быстро! — звенел над ним успокаивающий детский голосок.
В глаза ударила пляска солнечных бликов на воде. Соленый океанский воздух казался почти столь же сладостным, как воздух родины. Той самой родины, в которую ему никак не удается попасть…
Горячая мазь оказалась узким и шершавым волчьим языком. Как ни странно, зализывание помогало: боль в ране становилась слабее.