Багровые ковыли
Шрифт:
С тех пор они не встречались. Климович затерялся где-то среди отставников, хотя был достаточно молод. Лишь Врангель с его острым командным взглядом отыскал Климовича и доверил ему важнейший пост.
Да, Лоренц пойдет к генералу Климовичу! Он хоть и профессиональный жандарм, но человек глубоко порядочный, прямой и честный. А это немало. Это главное!
Рано утром Лоренц вышел из проходной во всем параде. Погоны его украшали серебряные двуглавые орлы с вензелем Николая Второго – символ принадлежности к военно-воздушному флоту, высочайше
Кроме Георгия, Анны и Владимира с мечами – орденов, достаточно знакомых крымчанам, – у Лоренца было два знака, на которые посторонние смотрели с особым вниманием. Это французская Военная медаль за доблесть и Рыцарский крест Почетного легиона, врученные ему от имени Республики военной миссией за победы, которых он добился, летая именно на французских аппаратах. К Рыцарскому кресту было подвешено еще и три вайи – пальмовые ветви, обозначавшие количество сбитых Лоренцем немецких самолетов.
Нарядно и эффектно выглядел Константин Янович, направляясь к Чесменскому дворцу, где находился штаб командующего Русской армией генерала Петра Николаевича Врангеля. Только две ироничные мысли не покидали его и делали сухощавое лицо несколько усмешливым и задумчивым.
Ну, во-первых, во всем этом своем блеске он похож на инвалида-просителя, что, впрочем, было недалеко от истины. Во-вторых, блеску героя войны никак не соответствовало то обстоятельство, что Ольга Павловна чуть свет сбегала к соседям и подняла их с постели, чтобы занять какие-то деньги на всякие транспортные и иные расходы. Жили Лоренцы более чем скромно, на офицерское жалованье Константина Яновича, а капитан врангелевской армии получал ненамного больше уборщика на аэродроме. Выручали, правда, приплаты как пилоту – так называемые полетные. Но они были нерегулярны и зависели от врангелевской казны.
Извозчик этих обстоятельств не знал, но, ослепленный орденами и погонами, принял Лоренца за генерала и слез с козел, чтобы лично, взяв под локоток, помочь усесться в пролетку на дутиках. Константин Янович, сняв фуражку, пригладил непокорный кок и слегка улыбнулся.
С былой, довоенной прытью извозчик домчал Лоренца до моста через Качу, а дальше, на Бахчисарайском шоссе, заставил свою кобылу показать такое проворство, что пролетка то и дело подбрасывала капитана, заставляя вспомнить о коварных воздушных ямах и динамических течениях воздуха.
День начинался солнечный, ясный. Люди с любопытством поглядывали на Лоренца и некоторые даже приподнимали шляпы. Константин Янович весело подумал о том, что в Севастополе, подверженном самым неожиданным слухам, сегодня же к вечеру распространится весть, что в Александро-Михайловск прибыла эскадрилья новейших самолетов, которые, перелетев через Крым, учинят на просторах Северной Таврии полный разгром красных. Иначе чем же еще объяснить такой торжественный проезд по Севастополю важного авиационного генерала!
Службы Климовича занимали часть второго этажа Чесменского дворца, но вход в штаб был один. Дежурный, опытный,
Здесь уже начиналось царство адъютантов, в котором Константин Янович чувствовал себя еще более неуверенно, чем в затянутом облаками небе, когда потеряны все ориентиры и только компас да находящийся над ним уровень-креномер подсказывают тебе, что ты держишь верный курс и не летишь вверх ногами.
Адъютантом у Климовича был немолодой жандармский полковник. Он пронзил Лоренца взглядом, словно пулеметной очередью во встречном бою, и попросил записаться на прием в книге посетителей. Что ему пальмовые ветви капитана – он сам был полковником!
Константин Янович понял, что еще немного – и он потеряет ориентировку. Записаться в книге – это пиши пропало.
– Но ведь у вас личный вопрос, не так ли? – спросил полковник вежливо, видя, что Лоренц продолжает стоять.
– Личный, но очень важный и не терпящий отлагательства, – пояснил Константин Янович как можно убедительнее. – Речь идет о человеческой жизни… О жизни юноши, в сущности, мальчика…
– Понимаю. – Полковник с трудом скрыл усмешку. Здесь все посетители – если они не были сотрудниками Особого отдела или штаба – вели речь о человеческих жизнях. В том числе о жизнях юношей и почти мальчиков. Потому что в большинстве своем всюду уже воевали мальчишки. Но некоторые из них, сочувствуя красным, творили в тылу черт знает что. И когда их брали с поличным, у многих обязательно находился какой-нибудь дальний родственник, который шел к Климовичу, лопоча что-то об исключительной важности арестованного для будущего. – Арестован? – догадался полковник.
– Так точно. По нелепому подозрению.
– Это бывает. Значит, разбираются, – равнодушно сказал полковник. – Вы пока распишитесь, оставьте свой адрес. Как разберутся, мы сразу же и сообщим.
И тут счастливая случайность улыбнулась Лоренцу. За дверью кабинета он услышал слова прощания – генерал кого-то провожал к выходу. Полковник выпрямился, чтобы проводить посетителя – им оказался не кто иной, как почтеннейший генерал Абрам Михайлович Драгомиров, увенчанный пышными полуседыми бакенбардами. Куда там суворовскому коку и наградам Лоренца против бакенбард и орденов Драгомирова! Но Константин Янович решился на поступок, которого прежде никогда бы не совершил. Обойдя по кривой и полковника, и полного генерала, он втиснулся в дверь кабинета, пока та не успела захлопнуться. Полковник, оставив Драгомирова, промчался вслед за посетителем, но было уже поздно.
Лоренц оказался в кабинете, и, главное, Климович успел его увидеть.
Память на лица у генерала была профессиональная, и даже парадный вид и обилие наград Лоренца не сбили его с толку.
– Константин Янович!
В свои пятьдесят лет Евгений Константинович был худощав и энергичен. Подойдя к Лоренцу, он, отклонив протянутую руку, попросту обнял его. Как-никак совместные полеты сроднили их. Да еще в годы войны, когда оставались какие-то надежды, упования.
Адъютант, увидев, как генерал обнимает посетителя, почтительно закрыл дверь.