Багровые ковыли
Шрифт:
Слащев подумал: вот теперь бы к порядком обескровленной Тринадцатой дивизии добавить две сотни остававшихся в резерве конников да перебросить сюда еще хотя бы один полк из Тридцать четвертой – и можно идти на Каховку. Отбить ее у красных и затем полностью очистить Правобережье! Хоть и мало оставалось людей у генерала, но настроение у всех было боевое, и это надо было использовать.
Он велел отыскать Барсука-Недзвецкого, который носился от одной батареи к другой, и приказал ему собирать артиллерийский кулак, а сам за ночь переформировал части, позвонил в Чаплинку, где стояли в резерве на случай прорыва к Перекопу два старых английских танка, оставшихся от времен дружбы с Великобританией,
Блюхер не случайно не вводил в штыковой бой полновесные бригады, ограничившись кровопролитной дуэлью, которая не выявила победителя, потому что никто не бежал.
Большая часть красноармейцев Пятьдесят первой дивизии, сбросив кумачовые рубахи, копала вокруг Каховки окопы и ставила проволочные заграждения, безжалостно вырубая сады, чтобы вытесать колья. Осмотрительный Михаил Иванович Алафузо, осознав, что к Перекопу пока не прорваться, а погубить войска и потерять все – весьма вероятная перспектива, решил довольствоваться меньшим, но ощутимым результатом.
Еще ведя многочасовой бой со Слащевым, он задумал создавать и укреплять пресловутый Каховский тет-де-пон, предмостное укрепление, которое было настолько обширно, что могло называться настоящим плацдармом. Это требовало участия тысяч красноармейцев, которых пришлось оставить в тылу, не вводить в сражение. Уступая Слащеву поле боя, Алафузо сохранял для красных важнейшую часть этого поля.
Белый генерал в пылу и дыму сражений не заметил того, что творилось вокруг Каховки.
Командующий Правобережной группой Роберт Эйдеман стиснув зубы и хмурясь, утвердил план, предложенный Алафузо. Эйдеману тоже грезились после удачных переправ, когда белые заметались, не зная, где будет нанесен основной удар, большая победа и марш к Перекопу. Эйдеман согласился потерпеть. Он знал: Каховка еще проявит себя [28] .
28
Самые кровопролитные бои за Каховский плацдарм еще впереди. Каховка сыграет решающую роль в поражении Врангеля.
Тет-де-пон и днем и ночью укрепляли сотни саперов и тысячи красноармейцев Блюхера под командованием сорокалетнего гения инженерного дела Дмитрия Карбышева, строившего незадолго до Великой войны Брестскую крепость. Учитель Карбышева, престарелый Константин Иванович Величко, создававший еще укрепления Порт-Артура, бывший генерал-лейтенант фортификации, а ныне начальник инженерной службы фронта, приезжал посмотреть на замысел ученика, проверил чертежи и схемы. Константина Ивановича по понтонному мосту привезли на место работ. Поддерживая под руки, провели по вздыбленной земле, все показали. Бывший генерал крепостных дел работы одобрил:
– Недурственно…
Что у него на экзаменах в Николаевскую инженерную академию некогда означало высший балл.
Зигзагообразные окопы полного профиля сооружались в три ряда, с огневыми площадками, щелями, блиндажами и нишами. На танкоопасных направлениях в землю вкапывались полковые пушки. Три ряда колючей проволоки («шахматная» оплетка, а не примитивный забор) прикрывало окопы на всем их протяжении. Создать такие укрепления менее чем за трое суток – египетский труд рабочих и высочайшее искусство инженеров.
«Недурственно».
Созданием артиллерийской обороны руководил сам Грендаль. Его заместитель, двадцатисемилетний артиллерист Леша Благодатов, потомственный военный, выдающийся математик, в две бессонные ночи, протирая слезящиеся от слабого света керосиновых ламп глаза, составил планшет массированного артогня по важнейшим целям – труд, в обычное время занимавший недели и требующий участия дюжины спецов.
На плацдарм для непосредственной артиллерийской борьбы пошли двадцатидвухлетние командиры дивизионов, корифеи огневого боя Леня Говоров, бывший «констапуп» [29] , и Коля Яковлев – «михайловец», лучшие из лучших в Тринадцатой армии.
29
«Констапуп» – выпускник Константиновского артиллерийского училища. С Карбышеве, Благодатове, Говорове, Яковлеве, ставших в Советской армии знаменитостями, генералами и маршалами, см. примечания в «Милосердии палача».
Не дожидаясь танков, Слащев решил на плечах отступающего противника ворваться в Каховку, используя то обстоятельство, что тяжелая артиллерия с правого берега не сможет ему препятствовать из опасения поразить своих. Он отыскал Барсука и велел ему сосредоточить у Каховки всю артиллерию, какую только возможно. Аандуладзе со своим офицерским полком, получив все имевшиеся у Слащева резервы, атаковал каховский плацдарм уже почти в темноте. Генерал надеялся, что утомленные многочасовыми боями и расстроенные поражением красные не выдержат последнего отчаянного натиска слащевцев и покинут левый берег Днепра.
Бой длился два часа, после чего, осознав, что случилось то, что он и предвидел (красные создали хорошо укрепленный тет-де-пон), Яков Александрович, во избежание полного уничтожения, приказал отвести войска от Каховки. И подальше. Несмотря на ночь, тяжелая артиллерия с правого берега открыла уничтожающий огонь по площадям. Снаряды перелетали через каховские укрепления и поражали позиции залегших перед проволочными заграждениями белых.
В полночь в полуразбитую, со сгоревшей соломенной крышей мазанку, где близ деревни Чернянка расположился штаб Слащева, прибыл полковник Барсук-Недзвецкий. Он был грязен, шатался, как пьяный, один погон свисал с плеча. Слащев не обратил внимания на неуставный вид, хотя обычно бывал строг.
Тени от двух керосиновых ламп метались по стене.
– Карту, ваше превосходительство, – заплетающимся языком произнес Барсук. – И кричите мне в левое ухо, я плохо слышу.
Грязным, со ссадинами, пальцем он обвел полукруг, в центре которого была Каховка. Края дуги упирались в Днепр у Рыбачьих Домиков на западе и у Любимовки на востоке. Излучина Днепра превращала эту дугу в полный круг, защищая таким образом Каховку со всех сторон.
– Полная линия обороны, как на Великой войне, – доложил Барсук, стараясь, как и все оглохшие люди, кричать. – Окопы по всем правилам, проволока, упрятанные пушки и артиллерийская поддержка с того берега по всем направлениям. Я потерял половину своей артиллерии, ваше превосходительство.
– Мнение? – спросил Слащев угрюмо.
– Рвения было сколько угодно, ваше превосходительство! – закричал Барсук.
– Мнение! – гаркнул генерал в левое ухо пушкаря.
– Мнение такое, Яков Александрович, – неожиданно тихо сказал Барсук. – Вы можете приказать мне перепрыгнуть Днепр. Я разбегусь и прыгну, но…
Полковник неожиданно зашатался и мешком опустился на пол. Глаза его закатились.
– Врача! – проскрежетал Слащев.
Все штабные бросились за врачом. Лампы угрожающе заморгали от ветра.