Багровый город
Шрифт:
Вся в дырках, как голландский сыр, поредевшая, посветлевшая туча представляла собой жалкое зрелище.
Максим летал кругами, в бессильном отчаянии наблюдая, как затягиваются дырки, сгущается чернота, растет туча.
И вот она заняла почти все небо. Тьма покрыла землю. И только один маленький лучик красного солнца пробивался где-то у границ тучи. И в этом луче он и летал.
Резко обозначилась граница света и тьмы.
Снова появился черный самолет. Теперь он уже не боялся, не убегал, завис, выжидающе, как бы насмехаясь.
И тут решение пришло
— Больной, успокойтесь.
Он с трудом открыл глаза. Огляделся ошалело — обыкновенная больничная палата. Рядом — женщина в белом халате — врач.
— Лежите, лежите. Вам нельзя вставать.
Хотел было спросить, что с ним, но не смог. Закрыл глаза. Тяжело.
Глава 8. Последняя встреча Максима. (29–30.08.1988)
Между тем болезнь прогрессировала. Врачи ничего не могли поделать. Он находился постоянно в беспамятстве и в бреду, мокрый и потный.
День за днем Максим проводил в полусонном полу бредовом состоянии, видя окружающее словно в тумане, где действительность сливалась с вымыслом.
В один из таких дней, когда он лежал без движения на постели и бессмысленно смотрел в потолок сквозь прикрытые веки, легкое дуновение коснулось его лица, и он вдруг почувствовал, что уже не один. Но кто был в комнате — сказать не мог. И какое-то чувство тревоги и сладостного ожидания захлестнуло его. Впрочем, оно быстро погасло, т. к. не было сил и желания ни обдумать эту мысль, ни открыть глаза, ни, тем более, повернуть голову и осмотреть комнату. Он так и остался лежать, безучастный ко всему.
Между тем в комнате стало вроде как прохладнее и светлее. И ему показалось, что у изголовья кто-то стоит. Он даже почувствовал на себе посторонний мягкий взгляд, почему-то полный доброго участия и такой невыносимой грусти, что веки у него сами по себе чуть-чуть задрожали, — как в детстве, когда он собирался плакать. Чья-то теплая рука нежно опустилась на его горячий лоб и короткая мысль, ускользающая все это время, все-таки пробила вязкую стену болезненного бессильного безразличия — "Оля" — мелькнуло в голове, и сердце радостно стукнуло несколько раз, но потом снова перешло на медленно-вязкий ритм — он был все-таки очень слаб. "Оля" — снова подумал он, но уже как-то отрешенно, но все-таки успел вяло удивиться, что он только собирался подумать — Оля — а подумалось какое-то другое странное женское имя, которое вдруг показалось таким родным и близким.
Но тот угол комнаты, который он еще видел, уже поплыл перед его глазами. Предметы один за другим покрывались легкой дымкой и исчезали. И вот он уже один, в серой пустоте, проваливается, проваливается куда-то, летит, летит… И падает.
Проснулся он весь мокрый. Поднялся, не удивляясь тому, что появились силы. Ошалело оглядел комнату — пусто, нет никого.
Встал. Зашатался. Закрыл глаза. Передохнул. Стал одеваться, выронив откуда-то хрустальный шарик, помутневший и покрытый тонкой паутиной трещин.
Навязчивая, беспокойная мысль подгоняла его. И вот уже, второпях схватив пиджак, он выскочил на улицу, на минуту замерев у подъезда от ослепительного солнечного света, вдруг резко ударившего в глаза.
А нестерпимо яркое солнце все сильнее и сильнее разгоралось на небе, словно собиралось испепелить эту бестолковую землю. Светлел город, белели дома и тротуары.
Он подбежал к зданию, похожее на вокзал. Выскочил на перрон. Все застилал удивительно яркий желтый солнечный свет, окрашивая все предметы в такие же желтые тона. Абсолютная тишина. Ни ветерка, ни мух, ни гудков тепловозов и электричек. Бесшумно открываются желтые двери. Бесшумно и не спеша проходят мимо равнодушные люди в светлых желтых одеждах — их очертания иногда подергиваются, преломляясь в восходящем потоке горячего воздуха.
Асфальт раскален и выглядит слепяще-белым.
В стороне, одиноко, стоит Оля в легком светлом платье. Успел, — кажется, шепчут ее губы. Она уезжает. Ждет электричку, — самую обыкновенную. Но он остро чувствует, поезд умчит ее навсегда, куда-то очень далеко. И туда нельзя будет уже добраться. Потому что этого места нет на Земле. Оно где-то далеко-далеко, затерялось в темных глубинах бесконечной вселенной.
А они стоят, неотрывно глядя в глаза друг другу, мнутся, не зная, что говорить. И все вроде просто — она уезжает на пригородной электричке. Но оба знают — это не так.
А вокруг раскаленный воздух, занятые своим делом люди… И тишина, звенящая в нервных клетках.
Ослепительно ярко. Весь мир, отсвечивая, слепит глаза тысячами палящих солнц. Радужные круги вспыхивают перед глазами. И ни куда не спрятаться от этого ужасно-яркого света, который проникает в каждую клеточку тела.
Беззвучно подошла электричка.
А они все стояли рядом и молчали. И избегали смотреть друг на друга. Что бы не было им так больно.
Даша что-то кричала из окна вагона, беззвучно раскрывая рот. И поезд чуть тронулся. И Максим слегка подтолкнул Олю. И девушка, быстро вложив ему что-то теплое в руку, скрылась в вагоне.
Огромная усталость навалилась на Максима. Незаметно для себя он оказался в своей комнате. Сидя на диване, долго и тупо смотрел в угол.
Стемнело.
Встал, включил свет и чайник, делая все это машинально. Заварил чай. Приготовил бутерброды. Поел.
Полез зачем-то в карман. Достал теплый прозрачный хрустальный шарик. Даже не удивился. Долго смотрел на него. Потом положил его в надтреснутый стакан. Поставил в шкафчик. Разделся. Потушил свет. Лег. Укрылся одеялом.