Багровый прилив
Шрифт:
— Я думал, ты хочешь… — удивился Луи де Лоррен, эпинальский коадъютор и младший брат герцога Рене.
— Отнюдь, дорогой брат мой, — возразил тот. — Я не причинил бы его величеству никакого вреда, попади он мне в руки прямо сейчас. Убей я его — стану проклятым Господом и знатью узурпатором. Нет! Король нужен Адранде, а что нужно королю — дворец и парк. Клянусь, у него будет и то, и другое. Пусть живёт в своё удовольствие, а государственные дела предоставит тем, кому они интересны и кто умеет с ними справляться.
— Но что будет с Рильером? — спросил у него Лоррен.
— Ты заменишь его в ближайшее время, брат мой, —
— И всё же, быть может, надёжнее было бы… — Развивать мысль Кампо-Бассо не стал, однако намёк был более чем ясен, и герцог Фиарийский бросил на наёмника гневный взгляд.
— Милостью Господа наш король Антуан Восьмой ленивей последних Хлодионов, [20] — герцог постарался смирить свой гнев и говорил почти ровным тоном, — вот пускай, подобно Гильдерику Последнему совершенно не интересуется политикой вообще и собственным королевством в частности. Я не желаю обагрять руки священной кровью короля, чтобы взойти на его престол. Я уже говорил брату и тебе повторю, Кампо-Бассо, пускай его величество царствует в своём дворце и вволю гуляет по парку, а править буду я.
20
Ленивые короли — прозвище последних франкских королей из династии Хлодионов, которые правили лишь номинально, поскольку реальная власть находилась в руках домоправителей.
Граф Кампо-Бассо склонил голову, принимая его слова, однако по душе ему они вовсе не пришлись.
Их кони шли шагом по пыльной равнине. Эскорт ехал на некотором отдалении, и рейтары де Кревкёра с «чёрными полосками» Джованни не сводили друг с друга взглядов. Стоит их командирам, вроде бы мирно беседующим, сделать неверный жест, который можно истолковать как призыв к атаке, и всадники тут же ринутся им на помощь, а скорее даже примутся с азартом резать друг друга. Благо ольстры с торчащими оттуда пистолетными рукоятями предусмотрительно открыты, и тяжёлые палаши готовы покинуть ножны в считанные удары сердца.
Понимая это, граф де Кревкёр и Джованни делла Банда Нере старались быть как можно сдержанными в жестах, чтобы ненароком не спровоцировать своих людей на бессмысленную драку.
— Из вашего рассказа следует, что дела у моего сюзерена идут самым наилучшим образом, — сказал де Кревкёр, когда Джованни прервал рассказ, чтобы сделать пару глотков из своей фляги. — Кто владеет Эпиналем, ещё владеет всей Адрандой, однако для старой знати потеря столицы — это потеря чести королём. Трон под его величеством и без того качался, но мой сюзерен, образно говоря, выбил его из-под короля.
— И тот плюхнулся на собственный зад, приземлившись в одном из замков долины Легера, — позволил себе усмехнуться Джованни, правда, не сильно усердствуя, ведь он подшучивал над королём своего собеседника, а чванливые адрандцы никому не позволяли смеяться над своими монархами, даже если сами при этом хохотали над ними дни напролёт. — В то же время ваш сюзерен, воспользовавшись случаем, объявил себя коннетаблем и от своего имени собрал знать в Амбуазском замке, где, как выяснилось, скрывался Антуан Восьмой.
— Смелое решение, — одобрил действия сюзерена граф де Кревкёр. — И, конечно же, мой сюзерен отправился в Амбуаз, чтобы самому принять участие в этом конклаве.
— Само собой, — кивнул Джованни делла Банда Нере и продолжил рассказ.
Амбуазский замок оказался просто нафарширован знатью, причём самых видных фамилий Адранды. Не замедлили прибыть и послы почти всех стран Святых земель. Так что гостей в достаточно приличных размеров замке оказалось едва ли не больше, чем он мог вместить. Ведь многие гости никак не могли обойтись одной или двумя комнатами, а его величество вместе с кардиналом Рильером и вовсе занимали целый этаж.
Герцог Фиарийский почти непрерывно с кем-нибудь общался. Одних он вызывал к себе, давая понять, что приглашение — едва ли не высочайшая милость. К другим наведывался сам, чтобы просидеть в их комнатах несколько часов за вином и лёгкими закусками, и снова подавая это, как свою милость к собеседнику. Он нарочито избегал королевского крыла и делал вид, что его совсем не интересует, что происходит там.
Каждый вечер герцог общался с несколькими доверенными лицами, которые шпионили для него в королевском крыле, а также сообщали о переговорах, что вели его величество и особенно кардинал Рильер с ключевыми фигурами среди старой адрандской знати.
В переговорах в дело шли все приёмы и уловки, ничто не могло быть слишком грязным или слишком затратным в той игре, что велась в эти дни в Амбуазском замке. Взятки давали золотом, торговыми привилегиями, пашнями, реками, лесами и поместьями, из рук в руки переходили замки и города, — именно так решалась судьба адрандской короны.
Многие уговаривали герцога Фиарийского на открытый мятеж против короля. Даже его родной брат, не отказавшийся от этой идеи, продолжал увещевать Рене Льва. На одном из вечерних пиров, что герцог закатывал регулярно, эпинальский коадъютор провозгласил тост за здоровье короля Адранды и при этом более чем выразительно посмотрел на брата. Однако Рене Лев лишь улыбнулся в ответ и добавил, что он поднимает бокал за здоровье Антуана Восьмого.
— Почему, брат, почему?! — ближе к полуночи того же вечера спрашивал у него Луи де Лоррен. — Почему ты упорно отказываешься надевать корону?
— Мне довольно коннетабльского жезла, — отвечал Рене Лев. — Смена династии — всегда потрясение для страны. Да и не стоит торопиться, брат мой. Мы начнём с того, что уберём Красного паука, а ты займёшь его место у трона. Пока его величество будет веселиться в своём дворце и гулять по парку, мы станем править. Когда же он отправится к Господу бездетным — ведь выбирать себе супругу и заводить наследников он явно не желает, вот тогда и посмотрим, кому в руки упадёт корона.
— Не слишком ли далёкая перспектива, брат, — с сомнением покачал головой коадъютор.
— Мне надоело повторять, брат, — в голосе герцога Рене зазвенел металл, — я не стану кровавым узурпатором, который наденет на себя корону, снятую с трупа. И более на сей счёт я ничего слышать не желаю.
Большие напольные часы пробили полночь, как будто ставя точку в разговоре, однако это была не последняя беседа герцога в ту ночь. В дверь его покоев постучался слуга и доложил, что прибыл валендийский посол.