Багряная игра. Сборник англо-американской фантастики
Шрифт:
Он мог не только видеть мультиверсум, но и чувствовать его, обонять, ощущать его вкус. Правда, в делах с чужаками прок от этого невелик: понять подлинную психологию нападающих на них нелюдей ему было почти столь же трудно, как и остальному человечеству.
Экран коммуникатора ожил.
— Слушаю, — сказал Аскийоль.
И опять Морден смотрел в сторону, чтобы избавить себя от утомительного для глаз зрелища мерцающего тела собеседника.
— Несколько сообщений, — сбивчиво заговорил Морден. — Исчез корабль-госпиталь ОР-8. Оттуда передали, что поле интерконтинуального перемещения
— Я видел, как это случилось. Там, где они находятся сейчас, они в безопасности. Если им удастся подрегулировать свое поле, при некотором везении они смогут присоединиться к флоту.
— Роффрей и Толфрин, те двое, что так успешно отразили нападение, прошли у профессора Зелински полный цикл обследования, сейчас он обрабатывает результаты. Тем временем они обучаются Игре.
— Что еще? — Аскийоль видел, что Морден чем-то обеспокоен.
— На корабле Роффрея были две женщины. Одна из них — безумная Мери Роффрей. Другая именует себя Уиллоу Ковач. Я уже доводил до вашего сведения эту информацию.
— Да. Это все?
— Мисс Ковач просила меня кое-что передать вам. Она утверждает, что поддерживала с вами личное знакомство на Мигаа и, похоже, на Призраке. Она хотела бы, чтобы вы, если выберете время, связались с ней. Для конфиденциальных переговоров на ее корабле зарезервирована волна 50 м.
— Спасибо.
Аскийоль отключил связь, откинулся в кресле. Какая-то часть сильного чувства, которое он некогда испытывал к Уиллоу, все еще жила в нем, хотя Аскийолю и приходилось дважды изгонять его. Сначала, когда Уиллоу отказалась последовать за ним на Рос, и потом, после встречи с Родоначальниками. Теперь образ ее казался чуть расплывшимся, столько с тех пор всего произошло.
Взяв на себя управление флотом, он был вынужден отказаться от многих приятных эмоций. Не из честолюбия, нет, и не из жажды власти. Просто в его положении сознание должно быть максимально управляемым, а значит, эмоциями, которые не приносят непосредственной пользы делу, следовало пожертвовать. Он стал с точки зрения привычных человеческих взаимоотношений очень одиноким человеком.
Восприятие мультиверсума с лихвой компенсировало вынужденный разрыв человеческих контактов, и все же он предпочел бы, чтобы на разрыв идти не пришлось.
Обычно он никогда не действовал по первому побуждению, но сейчас с удивлением обнаружил, что настраивает коммуникатор на волну 50 м. И делает это с нетерпением, чуть не нервничает.
Уиллоу заметила, что экран воспрял к жизни, и стала торопливо настраивать аппаратуру. Спешила, волновалась, — а то, что в результате увидела, заставило ее на миг оцепенеть.
Потом Уиллоу немного пришла в себя, но движения стали медленнее, она как зачарованная не сводила глаз с экрана.
— Аскийоль? — голос у нее срывался.
— Привет, Уиллоу.
В лице этого человека еще проглядывали черты прежнего Аскийоля, того, что некогда с хохотом бесчинствовал по всей галактике, оставляя за собой хаос.
Она помнила беззаботного, легко поддающегося переменам настроения юношу, которого тогда любила. А тут... восседал воплощенный Люцифер, некое подобие падшего ангела; это мерцающее золотом изображение не имело никакого отношения к тому, кого она помнила.
— Аскийоль?
— Увы... — сказал он и улыбнулся; да, это был грустный и усталый падший ангел. На лице Уиллоу вспыхивала непередаваемая пляска цвета, отсветы бесчисленных изображений Аскийоля. Она отступила от экрана, плечи ее поникли. Теперь у нее осталась только память о любви.
— Не надо было мне упускать свой шанс, — прошептала она.
— Боюсь, он был единственным. Знай я это тогда, я бы, вероятно, попробовал уговорить тебя отправиться с нами. Но я не хотел подвергать твою жизнь опасности.
— Понимаю... — сказала она. — Не сговоримся, да?
Вместо ответа он стал вглядываться куда-то вдаль.
— Я отключаюсь, противник начал новый раунд Игры. Всего хорошего, Уиллоу. Возможно, нам удастся еще поговорить — если победим.
Сверкающее золото изображения уже исчезло с экрана, а она так и не нашлась, что сказать.
16
О’Хара обернулся к партнерам.
— Вот вам и проба, — сказал он. — Готовьтесь.
В огромном круглом зале послышалось едва уловимое гудение.
О’Хара подстроил экран — и они увидели, как корабли чужаков бороздят космос, подбираясь к их флоту. Всего в нескольких милях от флота они притормозили, сохраняя этот интервал.
Роффрей неожиданно поймал себя на мыслях о детстве, о матери, о том, как он завидовал брату и каким ему казался отец. С чего это он вдруг решил?.. Он поспешил отогнать странную задумчивость, но в сознание вползла еще какая-то шальная мысль, вызывающая легкую тошноту. Знакомое ощущение, он когда-то испытал его, но сейчас оно было куда сильнее.
— Роффрей, будьте внимательны — это начало, — спокойно сообщил О’Хара.
Нет, не начало даже — так, разминка в сравнении с тем, что последовало.
Чужаки пускали в дело все, чему их научило человеческое подсознание. Роффрей и вообразить не мог, что они накопили такой чудовищный объем информации, хотя люди-психиатры были готовы обратить против своих врагов не менее мощный арсенал подобного оружия.
Оборудование чужаков вылавливало каждую постыдную мысль и каждую нездоровую прихоть, каждое мерзкое желание, когда бы ни случились они в жизни Игроков, и, усилив стократ, вдалбливало их в сознание противника.
Контрприем, как инструктировал О’Хара, состоял в том, чтобы забыть о понятиях добра и зла, права и произвола и принимать внушаемые впечатления за то, чем они, в сущности, и являлись, — за желания и мысли, которые в определенной мере присущи любому.
Но Роффрею это давалось с трудом.
И это не всё. Используемые чужаками изощренные и мощные средства внушения делали передаваемые мысли еще и невероятно впечатляющими — настолько, что разрушалось сознание...
Теперь Роффрей едва мог разграничить зрительные и обонятельные, вкусовые или звуковые ощущения.