Бах
Шрифт:
С тяжелым осадком на душе Бах принялся снова ждать назначения — вроде бы новых конкурентов не ожидалось. Но когда герцогский приказ обнародовали — недоумению и разочарованию композитора не было предела. Капельмейстером стал бездарный сын Дрезе, и близко не выдерживающий сравнения с нашим героем.
Чем объяснить столь странное решение? Месть за посещение Красного замка? Или полное отсутствие вкуса у герцога? Но всего несколько лет назад он казался разбирающимся в искусстве и хорошо относился к Баху.
Многочисленные друзья и приятели сочувствовали композитору. Князь Кетенский снова напомнил о своем расположении. К тому же ему как раз сейчас не хватало капельмейстера. Иоганн Себастьян впервые задумался о его предложении всерьез.
Вскоре в 1717 году семью герцога постигло несчастье. Иоганн Эрнст, юный принц-композитор, неожиданно умер.
Вильгельм Эрнст Веймарский отреагировал на его смерть весьма своеобразно — строго, под угрозой наказания, запретив своим музыкантам появляться в Красном замке.
Баха, и без того обиженного герцогом, эта новость вывела из равновесия. Распоряжение не только ущемляло его личную свободу, но и лишало привычного круга общения. Дальнейшая служба в Веймаре представлялась ему несовместимой с чувством собственного достоинства. 5 августа 1717 года он согласился на предложение князя Леопольда. Подписал договор и принял денежный аванс, после чего подал герцогу прошение об отставке. И неожиданно получил отказ.
Времени переживать происшедшее уже не оставалось. В сентябре его ждали в Дрездене — столице одного из самых влиятельных курфюршеств. Интересно, у кого отпрашивался Бах, отправляясь в эту поездку? У князя Ангальт-Кетенского, уже зачислившего композитора на службу, или у герцога Веймарского, еще его от себя не отпустившего?
В Дрезден композитор поехал не один, а с сыном — Вильгельмом Фридеманом. Пора приобщить мальчика к концертной атмосфере. Да и мир показать. Самому Иоганну Себастьяну в детстве довелось поездить на знаменитые баховские сборища в Ордруф совсем немного, пока были живы родители.
Погруженный в воспоминания композитор вместе с сыном ехал в трясучей дешевой карете. Он не подозревал, что этот жесткий неудобный экипаж везет его к триумфу, о котором впоследствии будут сочинять легенды. Знающие хоть немного биографию Баха уже догадались: речь пойдет о его знаменитом поединке с французским органистом Луи Маршаном.
Глава десятая.
МЕЖДУНАРОДНАЯ ДУЭЛЬ
Если герцог Веймарский давно переболел «версализмом», то дрезденский правитель Фридрих-Август, курфюрст Саксонский и король Польский, страдал этой хворью вовсю. Он копировал Францию во всем — начиная от кухни и манеры одеваться, заканчивая искусством и легкими парижскими нравами. Разумеется, при дворе любили французскую музыку.
Поскольку «версализм» в то время был популярен у многих германских правителей, этим широко пользовались французские музыканты. Множество заграничных гастролеров самого разного пошиба колесили по Германии в поисках теплого местечка при каком-нибудь дворе. Среди музыкальных «гастарбайтеров» царила жесткая конкуренция. Устроившиеся были вынуждены постоянно защищать свои места от новых «понаехавших».
Главным оружием являлись развернутые интриги с вовлечением посторонних лиц. В центре одной из них оказался наш герой. Его пригласил в Дрезден тамошний капельмейстер, француз Волюмье, преследуя особую цель. У дрезденского капельмейстера земля горела под ногами. На пятки ему наступал соперник, да такой крупный, какого еще поискать.
Луи Маршан, приехавший в Дрезден совсем недавно, считался величайшим органистом и композитором Франции, наряду с Франсуа Купереном и Николя де Гриньи. Современники называли его «ослепительным» виртуозом. Знатоки находили его композиции совершенными, но несколько «причудливыми». Определение любопытно, если учесть, что Маршан творил во времена барокко, а сам термин «барокко» обозначает как раз причудливость, некоторую странность или жемчужину неправильной формы. Чем Маршан оказался причудливее других композиторов своего времени?
Возможно, его музыка несла в себе слишком много «личного». Ведь барочные художники при всей вольности еще не забыли средневекового постулата о «неотходе от истины». А Маршан, при всем мастерстве и знании канона, выражал на органе собственные страсти.
В многочисленных биографиях Баха его часто называют «салонным», «пустым», «неглубоким». Вот, например, один из таких портретов, написанный С. Базуновым: «Маршан поместился за инструментом и заиграл блестящую французскую арию, сопровождая мелодию всевозможными украшениями и многочисленными трудными и блистательными вариациями… Опытный слушатель мог бы, правда, заметить, что за всем этим внешним блеском скрывались во множестве шаблонные общие места… и что вся эта шумиха скрывала лишь очень жалкое музыкальное содержание».
Сразу же рисуется образ «приглаженной» посредственности. Даже факт служения Маршана в Версале воспринимается как результат интриганства. А между тем его грандиозный талант проявился и оформился еще в раннем детстве. Французу не исполнилось и пятнадцати лет, когда он получил место органиста в кафедральном соборе города Невера. Бах в этом возрасте еще учился в гимназии и не помышлял о такой чести.
Маршан, разумеется, проигрывал Баху по масштабу дарования (а кто бы не проиграл?), но вот общих мест ему как раз и не хватало. Его многие сочинения — порывистые, хаотичные, богатые красками — похожи не на выхолощенные салонные побрякушки, а на монологи психопата, насколько вообще возможно представить себе такой жанр в XVIII веке.
Своей непохожестью на современников Маршан даже немного напоминает жившего столетием ранее Джезуальдо ди Венозу, блистательного князя и убийцу неверной жены. Его музыка еще более нетипична для своего времени, и музыковеды до сих пор не смогли объяснить сей феномен. Его пытаются объяснить психиатры, у них это получается чуть лучше. Действительно, остальные известные академические композиторы людей не убивали.
Не опустился до убийства и Маршан, но все же он имел очень плохую репутацию. Еще в совсем молодом возрасте он публично оклеветал известного и уважаемого органиста Пьера Дандрие, обвинив того в присваивании чужой музыки. Тема плагиата продолжала волновать Маршана и дальше. Через некоторое время он сам присвоил чужое сочинение, да не какое-нибудь, а принадлежащее самому Куперену, прозванному Франсуа Великим.
Современники запомнили Маршана человеком неуравновешенным и вспыльчивым до крайности. Также он был страшно амбициозен, в отличие от Баха. Эти неприятные свойства характера не располагали к нему коллег. Он не мог рассчитывать на их помощь, как опять же Бах, и надеялся только на свой талант.
Справедливости ради стоит отметить, что Бог не обделил его предприимчивостью. Переехав из Невера в Париж, Маршан довольно скоро устроился сразу в несколько церквей, правдами и неправдами совмещая работу в них. Это получалось с трудом, ведь Париж в XVIII веке уже достаточно разросся. Очевидно, неверский органист имел достаточно быстрые ноги. Вершиной маршановской карьеры стала королевская часовня Версаля. Выше взлететь уже некуда. Теперь бы жить да радоваться, но несчастный характер испортил Маршану всю судьбу.