Бахтарма
Шрифт:
Даша опустилась на землю, прислонившись спиной к колесу, и разрыдалась. А через несколько минут, ненадолго замолчав, чтобы перевести дыхание, Даша услышала, что старуха тоже больше не смеётся, а рыдает вместе с Дашей.
А потом Даша почувствовала, что кто-то гладит её по плечу. Она открыла глаза и увидела, что старуха сидит на земле рядом с ней и протягивает стакан с водой.
– Ну, прости, деточка! Глупая была шутка, ты права. Надо было такси вызвать, конечно.
Даша выпила воды, успокоилась, высморкалась. Только сейчас заметила, что воздух
Старуха сидела рядом и тихо, будто сама с собой, говорила:
– Совсем я тут одичала, в этой глуши. Сын уже лет двадцать как уехал, внуки выросли – им теперь неинтересно у меня гостить, давно не приезжали. Соседей нет. Людей редко вижу, скучно мне тут одной. Какие только глупости не лезут в голову. Вон, пистолет игрушечный стала с собой носить – внук оставил, ещё когда маленький был. Думала, если нападёт кто, хоть напугаю. А вместо этого сама на тебя напала. Не знаю, что на меня нашло. Прости.
Коза стояла перед хозяйкой, внимательно слушала, кивала рогатой головой.
– Ладно, поеду я. Поздно уже, – Даша села в машину, посмотрела в зеркало на козу: «Не задавить бы», но старуха крепко держала свою питомицу за волнистые чёрные рога. «Всё, проехали. Не думать. Забыть, как дурной сон». Даша покрутила ручку радио, нашла музыку: это хорошо, это поможет отвлечься. Сделала погромче, начала подпевать, постукивая пальцами по рулю. Дорога резко повернула, лес кончился, и впереди раскинулось бледное небо, по которому рыжим апельсином катилось предзакатное солнце. Даша вырулила на шоссе и помчалась вниз, в город, лежащий далеко под горой.
Дома поспешно переоделась, с грустью посмотрела на испорченный костюм: «Не надо было на траву садиться. Попробую в химчистку отнести – может, выведут эти пятна. А вот носила бы пончо, как некоторые… – Даша поморщилась, представив себя в ярко-оранжевом балахоне. – Да ну, ещё чего не хватало!»
Разбирая продукты, выронила на пол большой апельсин. Тот самый, который не захотела отбирать у старушки. Оказывается, та незаметно положила его в Дашин пакет. Даша подняла апельсин, повертела в руках. «Как же меня угораздило с этой старухой связаться! Почему я вообще согласилась её подвезти? Никогда ведь так не делала!»
Даша вспомнила, как старуха стояла у дорожки со своей коричневой козой: худое морщинистое лицо над высоким воротом свитера, всклокоченные седые кудри, хитрый взгляд. «Вот и повод заехать к ней в гости: отвезу ей этот апельсин, скажу, что она его в машине забыла», – и Даша улыбнулась, впервые за этот долгий день.
Юлия Комарова
Антоний и Клеопатра
Ye Powers that smile on virtuous love,
O, sweetly smile on Somebody!
Frae ilka danger keep him free,
And send me safe my Somebody!
Robert Burns
Антон с Олей стояли под большой афишей нового фильма – красной с золотом – «Антоний и Клеопатра». Обе руки мальчика были заняты портфелями. Он отбивал их коленками – то один, то другой, внутри гремели ручки в пеналах – и рассказывал подруге:
– Я вчера к бабушке на работу зашёл, как раз попал на вечерний сеанс и посмотрел краем глаза. Про любовь!
– Для взрослых. Нас всё равно не пустят.
– Проберёмся. Я уже придумал как. Нам обязательно надо, раз у нас любовь. И у нас имена даже похожи.
– Антоний – да. Но Клеопатра…
– Ты начало посмотри – Клео и Оля – разве не похожи?
Оля сомневалась. И Клеопатра была такая красивая – одета в золотые одежды, вся сверкающая, яркая. Оля была в школьной форме, с двумя косичками, перевязанными коричневой лентой, и пальцы в чернилах. Но ей было приятно, что Антон видит в ней сходство с актрисой.
С Тошкой они ходили в один класс, а до этого были в одной группе детского сада. И живут рядом на одной улице. Оля так привыкла к тому, что они всюду вместе, что известие о Тошкином переезде ещё не совсем уложилось у неё в голове.
– Так вы когда переезжаете?
– Сразу, как четверть закончится. Заберём документы. Я буду ходить в другую школу, рядом с домом.
Вечером Оля рассказала всё маме, по секрету. Просто не могла не поделиться – и про переезд, и про Клеопатру. Она никак не ожидала, что мама тут же перескажет всё папе, а он расхохочется и будет теперь её всё время поддразнивать:
– Эй, Клёпочка! Клеопатра, сколько двоек сегодня принесла?
А через неделю мама объявила, что Оля уезжает на всё лето к бабушке в Донецк. Так она и не успела посмотреть фильм. И толком не попрощалась с Тошкой – так всё быстро произошло.
В Донецке было хорошо. Бабушка в первый же день напекла хворост – окунала форму на длинной палочке сначала в тесто, а потом в кипящее масло, и вытаскивала на поднос золотистые хрустящие розы. Их можно было есть прямо горячими, запивая молоком, а можно было остудить, посыпать сахарной пудрой и взять с собой на блюдечке во двор.
Вечером Оля сидела в густом малиннике у самого забора и выбирала самые сочные и спелые ягоды, пушистые и сладкие, они сами падали в ладонь. На уличной лавочке с другой стороны забора уселась соседка тётя Муца, жена дедушкиного брата, и рассказывала другим кумушкам:
– Ольку-то, слышь, на всё лето к Нинке прислали – из Крыма сюда. От моря. Ты подумай, никому девка там не нужна. Свекруха заявила, что не будет с ней возиться, у ней своих дел полно.
– Ой, разведётся Галка с ним, помяни моё слово! Мужик у ней никудышний совсем, даром что моряк. Прошлый раз, как приезжал, ни одного дельного слова от него – всё хиханьки да хаханьки.