Бахтарма
Шрифт:
– Дык она, небось, и позарилась на него, что моряк. Денег они гребут!
– Та тю на тебя! Не больше, чем в шахте!
– О том я и говорю: разведутся!
Оля продолжала запихивать в рот красные ягоды, но вкус у них изменился. Сладость ушла.
В конце месяца неожиданно пришло письмо от Тошки.
«Здравствуй, Клео!
Я так и не ходил на этот фильм. И ты не ходи, если у вас он идёт. А то будет нечестно.
Я уже переехал на новую квартиру. Она на самом высоком пятом
Двор здесь огромный. Очень много детей. Есть футбольная площадка. Мы с пацанами всё время играем в футбол. Девок тоже много. Но все какие-то дуры. Дразнятся и нарываются.
По выходным ездим на море, на Омегу. В прошлом году было веселее на Херсонесе. Помнишь, как мы ныряли там? А потом играли на раскопках? На Омеге очень мелко и полно народу. Плывёшь и натыкаешься на кого-нибудь.
Когда ты вернёшься? Твоя мама говорит, что в конце августа. Это долго. На конверте я написал свой новый адрес. Пиши на него.
Твой Антоний».
Оля тут же написала ему ответ – на открытке с видом Планетария – они ходили туда с дедом. Ужасно интересно было – звёзды, планеты. И про планетарий Тошке рассказала, пусть не думает, что она тут скучает, пока он там в своём многолюдном дворе в футбол играет. Только вот никак не могла решить, как подписать открытку – своим именем или всё-таки «Клео». Лучше, конечно, Клео. Красиво. И даже немножко таинственно. Но ведь открытку может прочитать любой – она без конверта. А Оле не хотелось, чтобы их тайну узнали все. И стали бы смеяться, как папа. Поэтому открытка всё лежала и лежала у Оли в тумбочке.
Бабушка каждый день что-нибудь пекла или жарила. Вкусненькое. На день рождения Оли – ровно в середине лета – сделала трёхъярусный торт с грецкими орехами, политый шоколадом. Вот бы такой есть каждый год! Бабушка сказала, что у Оли первый юбилей – десять лет, круглая дата. Народу собралось – вся улица – и дети, и взрослые. Стол поставили во дворе под старой грушей, но дети быстро поели и побежали гулять.
Оля была в новом платье с пышными оборками – тоже бабушкина работа. Бабушка умела делать всё, даже вышивать картины, и главное, обещала научить Олю. Надо только ещё немного подрасти.
На улице под домом росло высоченное дерево неизвестной породы – не плодовое, а простое. Мальчишки сразу полезли, кто выше. Сосед Серёжка забрался выше всех и оттуда дразнил девчонок мелюзгой и слабачками. Оля не выдержала и полезла. Дома-то она наловчилась. Тоненькая, лёгкая и цепкая – куда до неё долговязым мальчишкам. Конечно, забралась выше Сережки, на самый верх, где даже не присядешь на ветку, такая она тонкая.
Девчонки под деревом шумно выражали свой восторг, а Серёжка начал трясти Олину ветку – вот дурак! Из-за него Оля поторопилась – сделала неловкое движение и зацепилась за ветку оборкой, попыталась её дернуть, поскользнулась и повисла на ней, ни туда, ни сюда.
Хорошо, что платье было новое, прочное, но дёргаться всё равно было страшно, а вдруг оборка оторвётся? А ещё было стыдно – подол задрался и открыл всем Олины белые ситцевые трусы в мелкий цветочек.
Девчонки завизжали, мальчишки сначала заржали и начали дразниться, а потом быстро сообразили, что дело плохо и попытались Олю снять, но сделали только хуже – платье затрещало, ветка гнулась и грозила сломаться. Оля застыла. Ребята потом говорили, что она – ух, какая смелая – ни разу не пикнула. А Оле просто было очень страшно. Так страшно, что она боялась шевельнуть даже губами. И ужасно стыдно.
Дети позвали взрослых, те вызвали пожарных. Дерево было такое высокое, что ни у кого не нашлось подходящей лестницы. Бабушка внизу причитала, а дед кричал:
– Внуча, не дёргайся! Сейчас тебя снимем. Потерпи! – И рвался сам лезть на дерево.
После этого все местные ребята Олю зауважали. А Серёга даже повёл её посмотреть на щенят – его такса недавно родила. Щеночки лежали рядом с мамой смешные, крохотные, слепые. Половина была похожа на маму-таксу, половина – на папу-пинчера, а одна щенуля оказалась причудливой смесью: туловище таксино, а ножки длинные, пинчерские, и на пинчерской мордочке уши таксы. Вот она больше всех Оле и понравилась – самая необычная, особенная, не такая, как все. Оля взяла её на руки, собачка доверчиво повернулась к девочке пузом – розовым смешным шаром.
– А что вы с ними будете делать?
– Та шо – кого раздадим, кого утопим.
– Как «утопим»?
– А шо с ними делать? У нас и так три собаки.
Оля почувствовала, как дрожит маленькое тельце. От холода? Или от страха? Девочке показалось, что собачка всё понимает.
Этим же вечером Оля осторожно спросила у бабушки, можно ли взять у Серёжки щеночка – себе. Бабушка категорически отказалась.
– Мне тут собаки ни к чему. А домой, как ты её заберёшь? Путь неблизкий, это не в корзинке перенести с улицы на улицу.
Ночью Оля не спала. Сквозь закрытые ставни сочился тонкий лунный свет, ложился прямо на подушку и делал Олины щёки бледными и влажными. Или это текли слёзы?
Каждый день девочка приходила к Серёжке проведать Клеопатру – так она назвала собачку. Серёжка удивился странному имени, а потом стал звать её Клёпкой и тоже полюбил, выделил из всех остальных. Щенят с каждым днём становилось всё меньше – их быстро разбирали, и Оля боялась, что Клёпка останется одна, и её утопят, как и обещал Серёжка. И ещё она боялась опять говорить об этом, но всё-таки попросила Серёжку подождать до воскресенья, ничего не делать с собачкой. В воскресенье она должна была идти на почту —звонить маме.
Каждый раз Оля хотела взять с собой на переговорный пункт открытку Тошке и отправить её, наконец. Но, когда она брала её в руки и читала под письмом свою подпись «Клео», ей становилось как-то не по себе, и открытка отправлялась назад в тумбочку, в томик рассказов Эдгара По.
Телефонов ни у мамы, ни у бабушки в доме не было, поэтому раз в неделю Оля с кем-то из взрослых шла на почту, заказывала разговор и ждала, когда в далёком Севастополе мама тоже подойдёт на переговоры к назначенному времени, а телефонистка громко закричит: