Бал Хризантем
Шрифт:
Теперь, когда сына призвали в армию, а она так и не смогла найти замены своему начитанному лезгину, ей стало еще тоскливей. Но Дора бодрилась. По выходным, нагруженная провиантом, моталась в ближний пригород, где сын Лешка нес службу.
Через вертушку КПП ее пропускали в комнату свиданий. Она усаживалась за облезлую парту на жесткий стул и ждала.
В воскресный день все столы, расположенные в два ряда, были заняты друзьями-родственниками новобранцев. В душной комнате стоял резкий запах стряпни. Понаехавшие группировались вокруг какого-нибудь лопоухого бойца, воркуя, наперебой закладывали ему в рот куриные окорочка, колбасные кружки
Вот и нынешним воскресеньем, дожидаясь сына, Дора притулилась в уголке гостевой комнаты на стуле. На столе рядом уже откушали и убирали кости в пакет. Сейчас придет ее Лешка. Высматривая его через окно, она нащупала в сумке еще теплого, завернутого в фольгу и газеты цыпленка. Но сын все не шел. Чернявый боец с красной повязкой на рукаве бежал по дорожке к КПП. А через минуту дневальный попросил ее пройти с ним в штаб. Подхватив сумки, она двинулась вслед за солдатиком.
Робея от неожиданности и неизвестности, зашла в кабинет. Командир части, крепкий лысый мужичина при больших звездах, посмотрел на нее исподлобья. Второй, хмурый офицер, сидел за столом напротив, сжимая в руках связку ключей.
– Присядьте, – обратился к ней лысый, и мир качнулся в испуганных глазах Доры. Она медленно опустилась на стул. – Сын ваш сейчас в госпитале. Да вы не волнуйтесь. У нас тут один тоже слегка пробежался по плацу – и трындец. Сердце не выдержало. У него сердце раза в два больше, чем положено было. И у папы было. В военкомате проглядели. Он у вас на гражданке не болел? Может, пил? Или чего хуже?
– Нет, – еле вымолвила Дора, бледнея.
– Ладно. Вы можете к нему проехать. Капитан Колотухин объяснит, как.
Колотухин – огромный, метра под два. Глаза синие-синие. Красавец. Вывел ее в коридор. Они спустились к выходу. Внизу, на крыльце штаба, капитан прищурился от яркого солнца и, глядя в сторону, пробубнил: «Щас за бойцом поедут. Вы на КПП обождите, «санитарка» вас подхватит до госпиталя».
Помолчал и, сильнее сжав в кулаке связку ключей, спокойно добавил: «Вырвал бы я клоуну вашему ноги из задницы, чтоб больше по шлюхам не бегал и не бухал. Да он, сука, больного включил!»
Ни раздражения, ни ненависти в словах капитана не было. Ясно было одно: дали б волю – убил! Вот этими самыми ключами и убил бы.
– Был у нас уже один такой, продюсер, падучего изображал, – Колотухин смотрел скучающим взглядом поверх Дориной головы. – Так мамаша его тоже приезжала, как сейчас помню, Марина Эдуардовна, учительница французского. Тоже убежал и пил неделю. Дома, правда, пока та не позвонила – заберите!
– Не может быть… Как же это… – бормотала Дора. Услышанное не укладывалось в голове. Но Колотухин продолжал ее пугать, бесстрастно и убедительно. Он в окно от нас в одних трусах и тапочках со второго этажа сиганул… В сугроб. Мороз, помню, градусов двадцать. Так мы его упаковали в одеяло и в багажнике – в часть. К батарее приковали и миску поставили с едой.
Глаза Доры все больше округлялись, но Колотухин не замечал ее испуганного изумления.
– У него отходняк – воет, как собака. Вонючий, грязный. Мамаша-фифа приехала – деньги привезла. Мы его прямо в части закодировали. У нас один капитан кодировался. Своего врача привез и закодировал продюсера. Он нам еще спасибо сказал и дослужил нормально. Ничего, всяких ломали. Разберемся и с вашим.
– Не может быть… Что ж теперь будет…
– Я б его под трибунал! Но командиру в этом году поступать в академию. Так что… Вы с сыном своим поговорите и объясните, что в дисбате я для него коечку зарезервировал. Еще один финт – и пойдет обживать.
Через час она дотряслась в разбитой «санитарке» до гарнизонного госпиталя. Сын показался ей возбужденным – глаза лихорадочно горели. Дора потрогала губами лоб.
– Сынок, как же это? Тебя били? – она вспомнила увесистую связку вроде кастета в руках Колотухина. – Ключами? Зачем ты покинул часть?
– За пивом! Сержант ночью поднял. Родина-мать зовет. Пива хочет. Роди нам пиво, говорит. Не родишь – прокачают.
– Что это? Как? – в глазах ужас.
– До потери пульса.
– Сынок, ну обещай мне, что не будешь пить. Я вот тебе цыпленка… Сигарет, как просил. А вот, – рука ее вытянула из пакета жестянку. – Нет. Колотухин запретил, – пиво скользнуло на дно пакета. – Обещал, если все осознаешь, то и не накажут. А что болит-то у тебя? Голова? Сердце? – Она принялась ощупывать сына. Тот отшатнулся.
– Ничего не болит уже.
– Вот и хорошо. Потерпи. Уже недолго осталось, – она сунула ему в руку пакет. – Я пойду. А то автобус потом долго ждать. Давай, сынок, не болей. Я приеду в следующие выходные.
Расстроенная Дора не понимала, как же так. Она вздыхала, но винить себя даже не думала. Авось обойдется. Сын дал ей слово больше не бегать, а командир – не привлекать к суду. Все и обошлось. Правда, услали в дальнюю часть Лешку. В лес дремучий. Колотухин позвонил через неделю, мол, жив-здоров ваш ребенок. Ждите, мать. Отдаст Родине, как положено, год своей молодой жизни и пусть катится ко всем чертям. В общем, успокоил ее Колотухин и даже обрадовал. Ждать со спокойным сердцем легче, любая мать знает. Даже такая нерадивая, как Дора.
Глава вторая
Яркий и теплый октябрь не отпускал бабье лето. Вместо набрякшего серого неба, над головами прохожих светило вполне румяное солнышко, разогревавшее атмосферу так, что некоторые особы женского пола все еще щеголяли в туфлях. Приятно было, ни о чем не думая, идти по сухим тротуарам, любоваться одетыми в «багрец и золото» деревьями, тихо напевая какую-нибудь ерунду вроде «купила мама Леше отличные галоши, галоши настоящие, красивые, блестящие…» и радоваться своим новым сапожкам из лакированной кожи, купленным по случаю почти задаром.
На остановке Дору догнал автобус. Сапожки, хоть и были удобными, но мизинцы, сдавленные обновой, стали робко сопротивляться, напоминая о себе легким жжением. Дора заскочила в автобус и, усевшись, стала смотреть в окно. Солнце еще припекало. Закрыв глаза, она представила себя в шезлонге на берегу моря с бокалом джуса в загорелой руке. Ей так хотелось на море… Но теперь она ехала на смену в «Золотую иглу», куда недавно устроил ее счастливый «несчастный случай».
В такое тепленькое местечко, где еще и неплохо платили, попасть с улицы было так же нереально, как поцеловаться наяву с Джонни Деппом. И все же это случилось! Правда, за такое везение Доре пришлось пострадать – трещина в лучезапястном суставе и пара ссадин на коленках. Зато теперь у нее отличная работа: сутки через трое с кофейком, книжечкой и коечкой, куда можно прилечь вздремнуть с двух ночи и до пяти утра. И все это блаженство она обрела, чуть не попав под колеса белого джипа управляющей этой самой «Золотой иглой».