Бал-маскарад
Шрифт:
– Не прибедняйся, Жорж. Ты свела с ума петербургских поклонников. Дашков от тебя без ума. Болотов предложил руку и сердце. Ты должна ощущать себя счастливой.
– Может быть… Но я бы была намного счастливей, если бы у меня кто-нибудь забрал те «почетные» обязанности, возложенные на меня Наполеоном. Ах, Катрин, мне надоело за всеми шпионить, выуживать информацию. Я чувствую себя не в своей тарелке. И, вообще, мне просто лень.
– Если тебе это не нравится, то не делай этого. Пусть все идет своим чередом.
– Да-а, а что я буду говорить Коленкуру? я должна встречаться с ним раз в неделю и передавать интересующую императора информацию.
– Ой! Я не подумала об этом, - смутилась
– Ну вот, теперь ты понимаешь меня, почему я такая несчастная.
– Да, Жорж, я представляю, как тебе должно скучно заниматься политикой.
– Ты знаешь, Катрин, иногда бывает очень даже интересно. Недавно я узнала от одного высокопоставленного чиновника интересную информацию. Имя этого человека я тебе не скажу, тебе знать не к чему. Ну, так вот этот чиновник поведал мне страшную тайну…
– …какую?!
– Оказывается, царь хотел жениться на своей фаворитке.
– Вот это да! И кто же эта счастливица? Неужели Мария Нарышкина? Всем известно, что Александр благоволит к этой женщине.
– Представь себе, нет! Это – наша давняя знакомая княжна Флора, с которой мы встретились в Польше.
– Флора – царская невеста?! Вот чудеса! С виду такая тихоня, а вон куда замахнулась.
– Ага, тихоня, в тихом болоте черти водятся.
– Жорж, и что они поженились?
– Нет! – с торжествующей улыбкой проговорила Жорж, как будто к этому она сама руку приложила.
– Но что же могло помешать решению царя? – искренне удивилась Катрин.
– Говорят, что свадьбу расстроил министр Аракчеев, это всемогущий человек, Александр ему во всем доверяет. А жаль, - разочарованно вздохнула Жорж. – Именно Аракчеев первым догадался об истинной цели моего визита в Петербург. Его люди выследили меня, когда я встречалась с французским послом Коленкуром. Аракчеев не преминул первым уведомить царя, что я шпионка Наполеона, и Александр тут же охладел ко мне.
– Надо же, какой Аракчеев – проныра. И не боится гнева государя. Подумать только, министр вмешался в планы Александра, решает, с кем тому быть вместе, кого любить.
– Обидней всего, что плодами интриг министра Аракчеева уже воспользовалась Нарышкина. Она липнет к нему как пчела, и он ей отвечает взаимностью. На балах он не отходит от нее, и танцует только с ней, - грустно вздохнула Жорж.
– Знаешь, Жорж, я сейчас подумала, сказала Катрин, - что этот Аракчеев повадками очень схож с французским министром Жозефом Фуше. Наполеон ему тоже так доверяет, а Фуше вмешивается во все дела империи, даже в личные дела французского императора. И именно Фуше решил судьбу несчастной Жозефины, он настоял на том, чтобы Наполеон развелся с Жозефиной и выбрал себе другую жену. Странно, министры повелевают судьбами своих государей. И не поймешь, кто из них хозяин, а кто слуга. Хозяева настолько привыкают к опеке своих слуг, что становятся зависимыми от их настроения.
– Мой дружочек Катрин, оставь эту философию, у меня от нее начинает болеть голова. Такими умными речами ты отпугнешь от себя всех ухажеров. Катрин, мужчины не любят умных женщин.
– Так что же мне притворяться дурой?!
– Если хочешь выйти замуж, да! Поверь мне, в амурных делах я искушеннее тебя, - поучала подругу Жорж. Она вертелась перед зеркалом, примеряя шляпку. – Кстати, чуть не забыла, я вчера была у Коленкура. Он мне рассказал, что пока Наполеон с армией находился в Испании, в Париже был составлен заговор против него.
– Не может быть! И кто же зачинщики?
– Главный смутьян – некий генерал Мале, старый республиканец, давно сидевший в парижской тюрьме. Он умудрился оттуда бежать, подделал указ Сената, явился к одной роте, объявил о будто бы последовавшей в Испании смерти Наполеона, прочел подложный указ Сената о провозглашении республики и арестовал министра полиции Савари, а военного министра ранил. Переполох длился два часа. Мале был узнан, схвачен, предан военному суду и расстрелян вместе с десятком человек, которые, говорят, ни в чем не были повинны, кроме того, что поверили подлинности указа, - Жорж остановилась и снова продолжила, но совсем о другом: - Все-таки эти ленты сюда не подходят. Надо сказать модистке, чтобы заменила алую ленту на голубую. Голубой больше подходит к моим голубым глазам. А ты как считаешь, Катрин?
– Жорж, какие ленты. О чем ты говоришь? В Париже составлен заговор против Наполеона, его могли убить, а ты так спокойна…
– Но уже все уладилось, - нетерпеливо передернула плечиком прима. – Кстати, хочу сказать, в «датском королевстве тоже не все спокойно».
– Ты хочешь сказать, что в России тоже не спокойно? – понизила голос до шепота Катрин.
– Да! Только, чур, ни слова!
– Жорж приложила пальчик к губам. – Говорят, раскрыт заговор против Александра. Заговорщики хотели убить царя, и установить республиканский строй. И там, и там, раскрыли заговор министры, Аракчеев и Фуше. Как видишь, министры нужны своим государям и верно отрабатывают свой хлеб… - Жорж надела капор и перчатки. Накинула на плечи манто из чернобурки. Взяла под мышки ридикюль и послала подруге воздушный поцелуй: - Прощай, душа моя, не скучай. Я буду не скоро.
– Но куда же ты так принарядилась?
– У меня свидание с Дашковым.
– Но у тебя же скоро свадьба с Болотовым. А ну как станет известно, что крутишь любовь с Дашковым.
– Ты не представляешь, он такой щедрый! И я ему очень признательна. Он помог мне попасть в труппу Императорского театра. Теперь я блистаю на главной петербургской сцене. Долг платежом красен.
– Скажи лучше, что он тебе нравится, - съехидничала Катрин.
– Да, он не дурен собой. Катрин, не надо издевок, злорадство не идет тебе. Ну ладно, я побежала, - сказала Жорж и ласточкой выпорхнула из гримерной.
Катрин осталась одна. Она оглядела примерочную комнату, которую они делили вместе с Жорж, и грустно вздохнула:
– Ну, что ж, лети навстречу стрелам Амура. А мне надо тут прибираться. Да и костюмы на завтрашний спектакль надо подготовить. Этот кружевной воротник Марии Стюарт такой капризный. Его так трудно гладить.
Катрин примерила перед зеркалом платье английской королевы, одела диадему. Приняла грациозный вид. Она вся преобразилась. Куда-то исчезли неуверенность и угловатость. Тонкие невзрачные черты лица стали вдруг выразительными и властными. Глаза гневно сверкали. В общем, из зеркала на нее смотрела величественная дама. Правда, немного бледная, но совсем недурна собой. Актриса осталась довольна своим отображением. Она улыбнулась своему отображению. Но ей тут же взгрустнулось. Катрин тяжело вздохнула, она вспомнила о своем знакомом поэте, который так глупо погиб на дуэли. «Как жаль Одоевского, - подумала Катрин, - он так мило ухаживал за мной. Даже сочинил стихи в мою честь. Он был так мил, так робок, когда назначал мне свидание. Мы ведь могли с ним пожениться и быть вместе. Я бы осталась жить в России. В Париже меня все равно никто не ждет, я сирота. А Одоевский так непростительно, так глупо погиб на дуэли. Говорят, стрелялся он совершенно из-за другой женщины, даже не ради дамы сердца своего. Как жаль, что он погиб. Ну, кто придумал эти дуэли! Дворяне всей Европы уничтожают друг друга на дуэлях, этих глупых поединках чести, а никому до этого и дела нет! Если бы я могла, я решительно бы запретила все дуэли!» – в сердцах сказала Катрин и резко отвернулась от зеркала. Ей расхотелось смотреться на себя.