Бал неисполненных желаний
Шрифт:
Славка выразительно замолчал.
– Если? – переспросила Соня, хотя и так все поняла. Ужаснулась, конечно, но логика Славкиных слов была ясна.
– Да… – Славка не сомневался в Соне – в их классе дураков не было. – Просто приди и просто поговори. Он не должен расстраиваться. Год у нас только начинается. И этот год последний. Стоит избегать крайностей.
Соня поморщилась. Потом скривила губы. Потом склонила голову к плечу. Не помогло. Не хотелось идти к Димочке. Его скучное лицо рождало тоску.
– Предложи
– Дорогая, – Славка подошел вплотную, сжал ее ладонь, – ты начала, тебе и завершать. А в кино мы тогда с тобой можем сегодня не идти. Ты свободна!
Соня распахнула глаза. Перспектива была радужная.
– Что же ты мне сразу не сказал! – оттолкнулась она от Славки. – Да я неделю буду с Падалкиным ходить, лишь бы не с тобой.
Славка послал ей воздушный поцелуй:
– О! Сладкая ты моя!
– Тырин, – тяжело вздохнула Соня. – Моя фамилия Сладкова, а не Сладкая. Ты что-то путаешь!
– Начальство не путает, начальство вводят в заблуждение непроверенные факты, – произнес Славка и, довольный выполненной работой, потопал на выход.
А Соня опять опустилась на стул. Идти домой к Падалкину – сущее мучение. Во-первых, у Падалкина скучно. Стеллажи с книгами, стеллажи с фильмами, стол. Во-вторых, едят они почему-то одни каши. В-третьих, любит он только фотографировать и вспоминать, что было раньше. Летописец, блин!
От вздохов легче не стало. От покашливания тоже. Тревога торкнулась туда-сюда в груди. А что поделаешь? Надо так надо. Димочка и правда сильно расстроился. Она стала вестником его расстройства. Будем считать, что это такая форма умерщвления. Пару раз сходит, поговорит о вечном, а там, глядишь, Падалкин о своей печали забудет.
Соня перекинула через голову лямку сумки.
А в столовой для нее уже завтрак взяли – хорошо, когда класс дружный. Всегда есть на кого положиться.
Выходя, она зачем-то окинула взглядом кабинет. На столе ярко-оранжевым пятном выделялся журнал. Ах ты, Леночка, Леночка! Помчалась есть, а про свои обязанности забыла.
Брать журнал не хотелось – в столовой с ним будет неловко. Но ведь она не должна тащить его в столовую? По дороге можно забросить в учительскую, сказать Лене, она заберет перед уроком.
Соня подхватила журнал и отправилась завтракать.
– Вы не понимаете, что это такое! – кричал из-за приоткрытой двери учительской русиш. – Это какой-то фашизм.
– Сергей Юрьевич! Будьте, пожалуйста, осторожны со словами. При чем здесь это? – нараспев говорила Зоя Игоревна, математичка. Классная тетка. Так объяснять, как она, никто никогда не мог.
– А при том! Вам всем кажется, что у вас удобный, дружный класс, воспитанный на коммунарских ценностях. А на самом деле это жесткая тоталитарная система, которая еще покажет себя.
– Дорогой мой! Они выпускаются в этом году! И что-то пока ничего плохого не показали. Только хорошее. Их взаимовыручка, их поддержка… Другим смотреть на них надо и учиться.
– Да, это автократия, – заскрипел Большой Брат, – подчинение личности общим интересам. Но пока они держат себя в рамках приличия.
– Это вам так кажется, что они держат! – горячился русиш. – Они давно уже живут самостоятельной единицей. Мы им не особенно нужны. Они и без нас хорошо справятся.
– Ну, ну, ну, – запела Зоя Игоревна. – Не выдумывайте.
– Вот вы хотите к ним перевести Гладкого. А ведь они его не примут. Вот увидите – будет война.
– Это добрые, милые ребята, и никакой войны… – не соглашалась математичка.
– Возможно, вполне возможно, – скрипел Большой Брат.
Со спины накатил шум – кто-то шел в закуток перед учительской, и Соня была вынуждена постучать в дверь.
– Извините, я оставлю журнал? – робко спросила она.
– Конечно, Сладкова, – улыбнулась Зоя Игоревна и выразительно посмотрела на русиша. Тот хмурился. Большой Брат изу-чал рисунок ковра на полу.
– Потрясающая новость! – подсела за свой стол в столовой Соня.
Каша, бутерброд с маслом и сыром, какао – ребята о ней подумали, ребята ей все взяли. Как же все-таки…
Народ оторвался от приема пищи. Соня скорчила лукавую рожицу Славке, пронзившему ее командирским взглядом.
– К нам едет ревизор? – хихикнул Фил.
– Да! – Соня откусила половину бутерброда и с удовольствием запила теплым какао.
– В смысле? – коротко переспросил Славка.
– К нам переводят новенького! И ты, о мерзейший, не будешь больше издеваться над моей фамилией. Потому что его фамилия еще лучше. Его зовут Гладкий.
– Хорошо, не Черствый, а то бы подавились, – первым отреагировал Гера и красиво прищурился. Впрочем, у него все получалось как будто красиво.
– Зачем нам новенький? – напрягся Тырин.
– Он, наверное, олимпиаду выиграл, – предположила Лена, – вот его и взяли.
– Новенький – это хорошо! – Фил с ухмылкой посмотрел на Славку.
Командир их маленькой боевой ячейки многозначительно свел брови.
– Ничего хорошего!
– А давайте проголосуем, – мягко вклинился в разговор Гера. – Принимаем мы новенького или нет.
– Как же голосовать, если мы его еще не видели? – напомнила Лена.
– Не увидели и не увидим, – поторопился Фил.
– А вдруг он красивый? – протянула Катрин, ехидно глядя на Геру.
Тот ухмыльнулся. Если здесь и можно говорить о красоте…