Бал неисполненных желаний
Шрифт:
– Что мы сейчас решаем? – спросил Марк, стягивая с тарелки бутерброд. Это стало сигналом – тарелку тут же перехватили Ваня с Федей.
– Сладкова ищет справедливости, – впервые за весь день включился в беседу Димочка и улыбнулся. На щеках румянец, в глазах по килограмму сахара в кубиках.
– Подождите вы со справедливостью! – оторвалась от возни Катрин – она придвигалась к Гере, а он все отползал. – Делать-то нам что?
– А у нас теперь каждый сам по себе, – подвел итог Славка. – Вот каждый и решает, что делать. Ведь так?
– Не
– Но мне больше не доверяют. Сладкова! Чего молчишь?
– Я не знаю, – прошептала Соня. В голове смешалось слишком много правд. Среди них была Сонина, но какая-то незначительная, неважная.
– Ну ладно уже, повоевали и хватит, – вздохнул Гера. – Захочет Гладкий вернуться – пускай возвращается. Никто его не тронет. Если кому-то понадобилась наша проверочная – ну и фиг с ним. Нам-то это не нужно. Все были готовы ее написать. Потом выяснится, что ее просто куда-то засунули и забыли. Странно, что сеть раньше не трогали. Давно ее пора было угробить, такую корявую. Ну что, все решили?
– Не все. Остался еще вопрос доверия нашему лидеру, – громко произнес Макс, и Лена наконец вырвалась из его рук. Макс смотрел на нее таким взглядом, как будто собирался прямо сейчас читать стихи. Ну или, на худой конец, фотографировать.
– Уже не лидеру, фюреру, – подсказал Марк и грустно глянул на пустую тарелку из-под бутербродов.
– «Фюрер» и переводится с немецкого как «лидер», «вождь», – жизнерадостно поддакнул Фил.
Народ стал перебрасывать взгляды – смотреть в глаза никто не решался, поэтому все мазали друг по другу, и только Димочка с глупой улыбкой пялился на Томочку.
– Голосуем, – как всегда вовремя встрял со своим предложением Тырин. – Если вы за то, чтобы этот вопрос решал я, тогда перестаньте мне не доверять. И если уж вы проголосуете, то будем играть по старым правилам.
– И что ты сделаешь? – спросил главный анархист класса – Ваня.
– Я все исправлю.
– А если нет?
– Вы все испортите.
– Тогда я – за тебя! – вскинул перепачканную в сахарной пудре ладонь Ваня.
– Не поняла, за что мы голосуем? – Катрин перестала возиться.
– За справедливость, – торопился вперед Федя. – Тырин наш фюрер, и мы ему не прекословим.
– Не надо так конкретно, – поморщился Славка, но было видно, что формулировка его устраивает.
– Надо, надо, – закивал Фил.
– Кто же тогда рухнул сеть и где наша проверочная? – Гера руку поднял, но вопрос все же задал.
Тырин внимательно посмотрел на него, словно ждал других вопросов. Не дождался, начал отвечать:
– Проверочную могли куда угодно сунуть. Мармеладова просто попала под горячую руку. А сеть – совпадение.
– Ты же говорил, что таких совпадений не бывает. – Соня проигрывала, но еще трепыхалась.
– Свою точку зрения надо уметь отстаивать. – Славка стукнул себя кулаком в грудь и вскинул руку.
Соня поняла, что обувается, только когда рядом с собой увидела ноги Марка и разглядела свои руки, шнурующие кроссовки.
– Ты не проголосовала, – произнес он. – «За» или «против».
Соня выпрямилась.
– Кажется, это в твоих интересах, – добавил Гмыря.
– Я – воздержавшаяся! – выдохнула Соня и потянула на себя дверь. Марк помог ей справиться с тугим замком.
– Ты не довольна? – спросил он уже на лестничной клетке.
– Почему? Довольна! – Слезы подступили неожиданно, и Соня глубоко вздохнула, не давая им выхода. – Только в этом нет справедливости.
– А как было бы справедливо?
– Ну, чтобы по-честному.
– Так как честно? Как?
– Не знаю, чтобы всем хорошо.
– Но так не бывает.
– Почему раньше было, а теперь – быть не может?
– Не знаю, – словно эхо, вернул Соне ее слова Марк. – Может, мы другие. Ну… не такие хорошие, чтобы добиваться хорошего.
– Но ведь это неправда! – Соня прыгнула на три ступеньки наверх. – Кто? Ну кто здесь плохой?
– А кто здесь хороший?
Соня заметалась. Кто? Макс! Но он только что плохо повел себя с Томкой. Димочка? Но он подставил ее саму. Она сама? Но Тихон говорил, что она два раза уже предала Падалкина. Кто тогда? Гера? Катрин? Но их эгоизм, их нежелание делать что-то самим…
– Ты будешь бороться дальше? – грустно спросил Марк.
А может, Марк?
Он был невысокий и полноватый. Густая черная шевелюра и смуглое красивое лицо делали его похожим на цыгана. Захочешь, а не поверишь. Да и какие тайны скрывает этот внимательный взгляд, какие бури витают за этим лбом?
– Не буду! – прошептала Соня, начиная спускаться. – Все же – «за»! А чем я от всех отличаюсь?
Соня шагала, смешивая слезы с действительностью. Глаза слипались, соленая вода делала все вокруг нереальным, расплывчатым. Она до того привыкла чувствовать рядом кого-то, с кем можно поговорить, кто всегда поможет, что обступающая пустота становилась весомой, становилась осязаемой. Ее можно было потрогать. Можно было оттолкнуть, ударить. Но за удар действительность могла дать сдачи.
Тырин врал. И почему-то всех устраивало его вранье. Проверочная с сетью не случайное стечение обстоятельств, и Славка в этом наверняка замешан. Это была никому не нужная правда, и сказать ее оказалось некому. Потому что они так решили. Потому что они команда. А в команде друг друга не предают. Она тоже не предаст.
Что-то яркое загорелось перед Соней. И она остановилась, чтобы понять, что это.
Мандарины. Вся витрина маленького сколоченного из досок киоска была заложена небольшими оранжевыми мячиками.
– Килограмм, – сказала Соня в окошечко и похлопала себя по карманам. Где-то у нее лежали деньги. – И шоколадку.
Когда ничего не осталось, идешь только в одном направлении – в сторону любви.
– Не ходи туда!
Соня успела только голову из окошка вынуть да мандарины в пакете вытянуть, как на нее обрушились эти слова.