Бал жертв
Шрифт:
– Во-первых, позволить мне взять из вашей кареты сундук, который принадлежит мне.
– Как! – вскричала госпожа Тальен вне себя от удивления. – У меня в карете есть сундук, принадлежащий вам?
– Да.
– Как это странно!
– Нет, я послал его вчера вечером в ваш отель, и ваш слуга взялся положить его в вашу карету.
– Но что такое в этом сундуке?
– Одежда, которая нам понадобится в нынешнюю ночь.
– Эту-то услугу вы требовали от меня, любезный барон?
– Подождите… Вы привезли Марион, хорошенькую цветочницу?
– Вот она, как вы видите.
– Это вторая часть услуги, о которой мы говорили. Вы представите
Аделаида Тальен улыбнулась и сказала:
– Что дальше?
– В былые времена в той зале не посмели бы представить Марион-цветочницу, но теперь… среди этого странного и пестрого общества, которое называется двором Директории, среди этого странного света, который есть странное соединение общества старого и общества нового, найдут очаровательным появление этой восхитительной девушки в красной юбке, которая отказывается от бриллиантов, которые ей предлагают, и хочет остаться цветочницей.
– В самом деле, я могу вас уверить, что она будет хорошо принята. Меня найдут даже восхитительной за то, что я подумала об этой эксцентричности. Но услуга, о которой вы меня просите, не заключается ли в трех частях?
– Да.
– Посмотрим же третью часть.
– Двое моих друзей и я, – продолжал мнимый повар ироническим тоном, – слышали о чудесных балах гражданина Барраса.
– Они в самом деле очень хороши… Когда я бываю на них, – отвечала госпожа Тальен с кокетливой улыбкой.
– Может быть, на них бывает общество чересчур смешанное, – с насмешкой сказал лжеповар, – но не надо быть слишком строгим относительно этикета. В новом правлении новые и нравы.
– Далее, барон, далее.
– Мои друзья и я очень желаем видеть нынешний праздник.
При этой просьбе, как будто очень простой, Аделаида Тальен смутилась и чуть не вскрикнула.
– Вы с ума сошли, барон! – сказала она.
– Почему это?
– Потому что вы забываете, что вы еще изгнанник.
– Что это за беда?
– Осуждены на смерть…
– А все-таки я жив.
– Если вы будете в Гробуа сегодня, вы найдете там большое общество.
– Надеюсь.
– Вас узнают.
– Клянусь вам, нет! Мои друзья и я во время нашего пребывания в Англии брали уроки у одного английского актера, который великолепно переодевается, и нас сегодня нельзя будет узнать.
– По крайней мере не в этом костюме.
– Конечно. У нас в сундуке, который вы привезли из Парижа, есть платья, которые произведут особый эффект на бале гражданина Барраса, и парики, и бороды, которые переменят нашу наружность.
– Вы хотите, чтобы я ввела вас в Гробуа?
– Нет, не то. Я желал бы просто, чтобы вы приказали принять гостей, которые явятся от вашего имени.
– Любезный барон, – сказала госпожа Тальен задумчиво и с некоторым беспокойством в голосе, – берегитесь!
– Чего?
– Если вас узнают, вас арестуют.
– Хорошо.
– Я буду не в состоянии вас спасти.
– Мы не будем иметь надобности в вас, и вы не скомпрометируете ваше влияние, как оно ни было велико…
– Хорошо, я велю вас принять. Но вы сказали, что вы переоденетесь.
– А то как же?
– На дороге?
– О нет!… У Каднэ и у меня есть в ста шагах отсюда, в чаще леса, очень хорошенькая уборная.
– Какая шутка, барон!
– Я не шучу. Мы наняли домик у дровосека и преобразовали его. Этот черт Каднэ, – продолжал барон, смеясь, – перевез туда
Пока барон разговаривал с госпожой Тальен, Марион не спускала глаз с человека, называвшегося Каднэ. Он сделал таинственный знак, выражавший: «Что бы ни случилось – не удивляйтесь. Все, что случится, будет происходить по нашей воле и для общего дела, известного вам».
По знаку барона один из лакеев госпожи Тальен открыл ящик кареты и вынул оттуда сундук размером с дорожный чемодан. Барон взял этот сундук и подал Каднэ, который положил его поперек седла, потом барон вскочил на лошадь другого всадника, стоявшего несколько поодаль, и закричал: «До скорого свидания!»
Всадники съехали с дороги в чащу леса, а карета направилась рысью к Гробуа.
У гражданина Барраса, одного из трех директоров нынешнего правительства, танцевали. Гробуа в этот вечер походил на дворец из «Тысячи и одной ночи». Парк был иллюминирован. Нарядная толпа, жадная до удовольствий, разодетая в газ и шелк, наполняла залы с восьми часов вечера; к парадному подъезду то и дело подъезжали кареты, коляски и даже скромные фиакры. Из всех этих экипажей выходили приглашенные гости в самых разнообразных костюмах, но на всех лицах было как будто облако; говорили шепотом, спрашивали друг друга глазами.
Баррас в блестящем вышитом кафтане, в шляпе с красными и белыми перьями прохаживался по залам с озабоченным видом, потом выходил на террасу прислушиваться к отдаленному шуму. Это потому, что царица праздника еще не приехала. Вдруг послышался стук подъезжавшего экипажа, все сердца забились, все губы прошептали:
– Вот она!
Из комнат выбежали на двор, а когда карета восхитительной Аделаиды Тальен въехала в большую аллею парка, толпа ринулась со двора на встречу своего кумира, и человек двадцать щеголей принудили кучеров распрячь лошадей. Аделаида Тальен въехала на двор Гробуа, влекомая восторженной молодежью. Она с триумфом входила в залы. Это была не радость, а сумасбродный восторг, и, как будто в театре, ей начали аплодировать, и аплодисменты продолжались несколько минут. Только когда этот энтузиазм стих, приметили, что госпожа Тальен приехала не одна, но она до такой степени привлекла всеобщее внимание, что никто не приметил Марион – даже Баррас, который, однако, сам отворил дверцу кареты. Госпожа Тальен сделала знак, что хочет говорить, и неистовые восклицания, восторженный говор сменились почтительным молчанием. Госпожа Тальен хотела говорить, и все должны были ее слушать. Она обернулась и взяла за руку Марион, которая шла за нею и которой еще никто не видел, и представила ее Баррасу, говоря:
– У вас, наверное, здесь есть много хорошеньких женщин, но нет ни одной прекрасней этой.
– Марион! Марион!
– Это цветочница из Тиволи.
– Это прелестная, несравненная Марион! – кричали сто голосов.
И вся молодежь захлопала в ладоши и окружила Марион, взволнованную и краснеющую, крича ей «браво!».
– Гражданин директор, – продолжала госпожа Тальен, – вот последний букет Марион; он для вас.
Баррас взял букет из рук Марион и подал госпоже Тальен, которая заткнула его за пояс. Странное дело – если подумать о популярности, которой пользовалась Марион, и что Баррас никогда ее не видел; еще страннее то, что директор невольно вздрогнул, увидев Марион, точно эта женщина, еще пока не известная, должна была иметь влияние на его судьбу.