Баланс семилетней метаполитической борьбы

Мы переживаем политический перелом: старый спор между «правыми» и «левыми» в сфере социальных вопросов утрачивает свою силу. Официальные правые и левые все больше начинают заключать друг друга в идеологические объятия, за которыми тут же следуют политические: они обнаружили общность в том, что касается дальнейшего существования так называемой западной цивилизации, а именно, прежде всего, в тех областях этой цивилизации, которые можно оценить лишь негативно: в областях ее властно-структурных, эгалитаристских, экономических и универсалистских «ценностей».

Эта книга хочет сделать что-то против этого. Отдельные статьи в ней указывают на то, что развивается новая разграничительная линия, на сей раз — между приверженцами космополитизма и сторонниками этнокультурной идентичности. В наше время отчужденности от культурного творчества и традиции народа стало необходимым описать корни идентичности, духовного самосохранения и саморазвития отдельного человека,

Новые дискуссии о проблематике иммиграции и многорасового, мультикультурного и смешано-культурного общества, об утрате культурного наследия и традиции народа, а также о техническом прогрессе всегда, что характерно, ставят решающий вопрос об идентичности. Также и угрозы военного и экономического характера находятся в центре дискуссий об идентичности. В борьбе против универсальной смешанной культуры следует объединить национальные европейские идентичности, рассматривая их как дополняющие друг друга, и не противопоставляя их между собой. Необходимо дополнить национальную идентичность на более высоком уровне (Европа) и укоренить ее на уровне более низком (регионы). Мужество ради идентичности защищает модель гетерогенного мира гомогенных народов, а не наоборот!

Наша эпоха находится в кризисе. Все же, сами по себе кризисы не представляют собой ничего нового: ибо мир находится в кризисе с тех пор, как сам мир существует. Кризис — это элементарный закон жизни. Если кризис воспринимается как вызов, он поощряет энергию вместо того, чтобы ограничивать ее, активирует предприимчивость вместо того, чтобы нейтрализовать ее. Разумеется, кризис сегодня больше не воспринимается как вызов, а как фатальность; как статус-кво, который неизбежно тяготеет над мировым процессом. Диалектика, кажется, сменила полярность: раньше человек встраивался в вызов, который бросал ему кризис. Другими словами: человек определял самого себя относительно возможных изменений, которые могло бы вызвать его влияние на кризис. Он определял самого себя относительно преодоления кризиса, т. е. относительно мира, который возник бы после кризиса. Сегодня же, в отличие от этого, человек, кажется, определяет себя относительно кризисного состояния; то есть, он ищет уместные средства, чтобы удобно устроиться в кризисе вместо того, чтобы справиться с ним и преодолеть его. Вчера человек находил в кризисе причину своих действий, своего участия, своей воли к власти и самоутверждения. Кризис, так сказать, обязывал судьбу человека, вынуждая его к реакции и заставляя его создавать ценности, из которых могла возникнуть новая судьба. В противоположность этому сегодняшний человек, по-видимому, находит в кризисе причину своей пассивности, своего отречения, своего безразличия. В этом и кроется принципиальное различие. Но также изменились и природа и исход кризиса: а именно, мы в первый раз вступили в век равенства, о котором хлопочут на всех культурных уровнях, на всех осях мышления, во всех частях этого мира. В первый раз движение за равенство приняло всемирный масштаб. Оно непосредственно угрожает идентичности всех народов Земли. Одновременно страстно желающее безопасности и стабильности общество последних людей (ср. Ницше) впервые перед всем миром поставило риск вне закона. Поэтому человек может видеть в кризисе только лишь безумную матрицу, родную почву всех его поражений и отказов, всей его приспособляемости и подлости. На этом, несомненно, основывается эгалитарная буржуазная общественная форма, которая меняет силу на безопасность, чувствительность на разум, готовность действовать (что означает веру) на планирование (что означает закон).

Тем не менее: кто же вызвал эту переоценку, если не человек? Кто вызвал это безразличие, если не человек? Кто породил это пораженчество, если не человек? Из чего произошли проблемы, из которых возник кризис, если не из человека? Насколько долго человек готов верить в неотвратимость этой фатальности, настолько же долго он останется объектом и предметом кризиса, будучи не в состоянии снова укоренить свою идентичность, неспособный черпать в своей органической принадлежности силу для борьбы с универсализмом. Если он предпочтет поддерживающую безопасность возвышающему риску, механизирующую рациональность активирующей чувствительности, нивелирующую приспособляемость личностному участию, то он останется «демобилизованным», но одновременно эксплуатируемым человеком в построенном на выгоде, потреблении и рентабельности обществе. В противоположность этому: ему нужно только поверить в то, что эта фатальность не является таковой, что универсализм не является категорически окончательным, что коммерческий либерализм — не неизменен, чтобы снова черпать то, что никогда не упускалось за время его владычества и его величия; просто потому, что ничто не ускользает от человека, который живет самостоятельно, своими силами и не подчиняется навязыванию себе чужой воли.

В этом смысле наша Новая Школа призывает к культуркампфу, культурной борьбе, что значит к тотальному наступлению живых сил наших идей против всех тоталитарных проявлений учения равенства, того спрута, который приносит мягкую, невидимую, лишенную запаха смерть от имени гуманитаризма и счастья; этого спрута, который так же распространяет свои щупальца, как злокачественная опухоль свои метастазы; спрута, который выгрызает народы изнутри, меняя их душу на обманчивую надежность материального одностороннего благосостояния, их силу на отчуждающую безопасность деполитизации и отречения. Наша Новая Школа призывает к культурной борьбе, так как 2000 год как основное звено двух тысячелетий станет, без сомнения, также распутьем двух мировоззрений: универсализма или этноплюрализма, учения равенства или учения дифференциации, приспособляемости к процессу нивелирования или права на различие.

На пороге двадцать первого века мы хотим возвестить о новом веке ценности и культуры.

Итак, сегодня сопротивление означает новое определение идей для повторного открытия ценностей, означает вооружение интеллекта для мобилизации сознания, оказывается организацией знаний и перевооружением воли. Сопротивление в этом смысле означает способствовать Европе в получении большей силы, с которой она завтра сможет бороться за еще более великую судьбу [1] . Мир изменяется через идеи; по меньшей мере, через те, которые получили укоренение в мифах, и которые распространяют мыслители, способные одновременно быть борцами и посланниками. История идей показывает, что вся история Европы сформирована одним лишь столкновением ценностей, «войной богов», конфликтом между прогрессирующим христианско-морфным сознанием и языческой душой. До Ницше европейцы еще не в полной мере осознавали эту «метафизическую» войну. «Семинар Туле», как Новая Школа европейской культуры, призван к тому, чтобы — в тесном сотрудничестве со всеми духовными кругами в Европе, которые выступают за Новую культуру — по ту сторону устаревших стереотипов (они могут нести клеймо социал-демократии, либерализма, коммунизма, иудо-христианства или «американского способа жизни») принять образующиеся общины «антикосмополитов» и «антимондиалистов», т. е. всех тех, которые слева и справа отвергают культурное разложение и расовый упадок Европы. Речь идет об исторической борьбе за восстановление общей родины: будущей Европы.

Революционное движение исходит из объединения идеи, воли, стратегии, а также обязанности. Так как без идей, которые охватывают мир, жизнь и мировоззрение людей, нет альтернативы.

Без воли к действию и активному участию — с ответственностью и жертвами, которые обуславливает такая воля — не может быть революции.

Без стратегии, которая эффективно применяет и распространяет эти идеи, не может быть завоевания.

Эту необходимость осознавал Ленин, когда говорил: «Без революционной теории не может быть и революционного движения».

Внимательные наблюдатели наших действий, остроумные критики нашего мировоззрения в своих многочисленных попытках определить «Семинар Туле» использовали выражение «лаборатория идей». Это выражение не однозначно. Оно справедливо при условии, что эта «лаборатория» рассматривается как встроенная в живую, представляющую наши идеи общность (растущее число наших членов, сочувствующих и читателей), и что за идеями, на которые мы опираемся, признается одно единственное измерение, которое их узаконит, а именно, революционный тигель, в котором они принимают форму, и внутри которого они побеждают. Николай Грундтвиг высказал убеждение: «Мы хотим производить не ученых, а живых людей, которые смогут играть решающую роль в большой освободительной борьбе народов». Жюльен Фройнд в той же самой связи напоминает: «Идеи только тогда становятся ценностями, когда они подтверждены опытом, жизнью людей. Хотим ли мы этого или нет, история учит нас, что общество — это не голое скопление отдельных жизненных процессов, а ткань взаимосвязей, у которой есть продольные и поперечные нити, это значит иерархические и эгалитарные отношения. Если продольные нити однажды будут порваны, у поперечных нитей больше не будет основы, и ткань обтреплется. Без иерархии распадается ценностное устройство, декадентское общество подобно обтрепавшейся ткани. Чтобы выйти из упадка, нам нужно заново открыть искусство политики, которую Платон обозначал как «ремесло благородного ткача»». [2]

Пьер Виаль со своей стороны снова и снова указывает на один из самых великих уроков: сначала нужно посеять идею, чтобы потом собирать урожай из действий. Идея приоритетна. «Великие перевороты истории подготавливались интеллектуалами, это значит — людьми, которые чувствовали себя призванными к тому, чтобы думать и также распространять эти свои мысли; собственный мир идей и их распространение считались для них естественными. Следовательно, слова «Без Маркса не было бы Ленина» — вполне логичное высказывание… Поэтому излишне особо подчеркивать, что наше задание лежит в области идей — разумеется, как основы для исходящего из них действия». Уже история церкви укрепляет нас в этом представлении: «Тот, кто подтрунивает над идеями или сомневается в их действенности, должен задуматься над следующим: Со своей «великой мудростью» церковь поняла (в то время, когда она представляла собой лишь небольшую общину в Римской Империи), что сначала ей нужно завоевать на свою сторону головы, чтобы потом однажды получить в свои руки все общество и сформировать его согласно своей точке зрения. Церковь в такой большой степени осознала решающее влияние идей, что она обеспечила себе исключительное преобладание в духовной жизни людей на тысячу лет». [3]