Балансовая служба
Шрифт:
По металлическим наконечникам время от времени пробегали голубоватые искры – посланники живущей в копьях магической силы. Громовые молоты освещались сверканием молний.
К седлу Мудрейшего был приторочен кинжал, нареченный Кровопийцей. Стоило нанести любому живому существу даже маленькую ранку, и кинжал мгновенно вытягивал из несчастного все жизненные силы. Каркуму магическое оружие досталось много лет назад, от заклинателя клинков, который и сам, похоже, не понял, как у него получилось подобное оружие вместо обыкновенного огненного кинжала. Иногда так бывает – магический оружейник стремится создать одно, а получается совсем другое. Такова природа магии, что она своей неясной сущностью имеет свойство проникать через ткань времени и наделять силой вещи, которым надлежит в далеком будущем сыграть особую роль. Мудрейший покачивался на спине эвкуса, думая о том, что Кровопийца появился на свет с одной только целью – убить богочеловека. Все эти годы он терпеливо дожидался своего часа, чтобы теперь, когда потребуется его помощь, высосать жизненную силу из того, для кого нет места в этом мире. Один удар, размышлял Каркум, и врага не станет. Чаша весов вновь качнется в нашу сторону, и через много веков потомки оценят великие завоевания. В далеком будущем они сами станут богами, обретут божественную силу, уподобятся создателям этого мира, и власть их будет поистине безграничной. Он тронул кинжал, и тот отозвался дрожью. Клинок всегда желал крови.
Не иначе как само Черное божество вдохнуло в него эту яростную жажду…
Каркум насторожился, повел носом – запах дыма. Значит, они уже рядом. Теперь надо правильно выбрать направление, чтобы застать врага врасплох. Они ворвутся в лагерь и, убивая всех, кто встанет у них на пути, схватят богочеловека. А потом он нанесет ему удар кинжалом – смертельный укол Кровопийцы.
«Куда делась эта проклятая птица? – подумал Мудрейший, вглядываясь в небеса. – Да еще именно сейчас, когда она мне так нужна…».
На вытянутый к небу кулак богочеловека приземлился черный сапсан. Спикировал с неба и замер, кося на Митрохина темным глазом. Медея поднесла птицу к губам и быстро зашептала что-то. При этом она продолжала покачиваться из стороны в сторону и не открывала глаз. Сапсан заклекотал и взвился в воздух. Одно мгновение – и он скрылся за горизонтом.
Иван Васильевич провожал птицу удивленным взглядом. Несмотря на то, что с тех пор, как Балансовая служба вмешалась в его жизнь, он всякого навидался, такие простые чудеса, как это, поражали его до глубины души. Так ребенок порой удивляется трюкам иллюзионистов. Затем Митрохин заметил, что когти птицы поранили нежную кожу колдуньи. Он поспешно оторвал от подола своей рубахи тряпку, приблизился и осторожно промокнул кровь.
Иван Васильевич подумал, что кто-нибудь может усомниться в божественном происхождении Медеи, увидев, что кровь у нее такая же красная, как у остальных. Он обернулся. Люди продолжали покорно брести за повозкой, сохраняя молчание.
Никто не пытался вмешаться в происходящее, никто не интересовался пораненной рукой богочеловека. Только сейчас Митрохин понял, что имела в виду колдунья, когда просила его стать их предводителем. С этой ролью не справится никто из них.
Века слепого подчинения сделали их покорными.
Каркум заставил эвкуса остановиться. Несколько долгих минут он вглядывался в пронизанный силовым полем внутреннего зрения горизонт, пока там не появилась его птица. Сапсан стремительно несся к отряду, спешил присоединиться к ведомым. Мудрейший нахмурился. Интуиция никогда прежде не подводила его. Птица обладала той же фиолетово-красной аурой, что и раньше, но что-то в ней неуловимо изменилось. Как будто компоненты мозаики передвинулись и, хотя изменения невозможно заметить невооруженным взглядом, рисунок изменился кардинальным образом.
Ифриты радовались, глядя, как возвращается к отряду их крылатый проводник, щурились под лучами яркого солнца. Их предводитель привстал в стременах, выставил перед собой ладонь в кожаной перчатке и взялся за рукоять кинжала. Едва птица опустилась на руку, Каркум ткнул клинком в черные перья. Послышался едва слышимый звук. Под ноги эвкуса упала иссушенная тушка.
Мудрейший обернулся к джиннам и скомандовал отправление. Теперь они следовали по различимому не без труда туманному следу, оставленному измененной птицей. Один из ифритов поотстал, поднял птичий трупик, подержал на ладони, задумчиво разглядывая, отбросил прочь и поспешил за отрядом.
Медея пришла в себя. Коснулась пораненной руки.
– Я замотал тряпкой, – проговорил Митрохин.
– Птица, – кивнула колдунья, – я помню.
– Мне казалось, ты в трансе.
– Я и была в трансе, но это вовсе не значит, что я спала. Я все ощущаю, только совсем не так, как обычно. И мои способности многократно повышаются.
– Ага, ясно, – кивнул Иван Васильевич, – знаешь что, я много думал и кое-что надумал…
– Что именно?
– Я с тобой, Медея. Эти, – он махнул рукой, – вряд ли тебе чем-нибудь помогут. Их надо подготовить для борьбы.
– Ты знаешь как?
– Кажется, да…
– Прости, – проговорила колдунья, – я чувствую приближение транса. Наш враг близко, нам не удалось сбить его со следа.
– Нам?! – переспросил Митрохин. – Эй, а что мне делать?
Медея не ответила. Глаза ее медленно закрылись, она качнулась в сторону, словно маятник больших часов.
– Ни черта себе, – пробормотал Иван Васильевич и огляделся кругом. Они продолжали двигаться в заданном в самом начале направлении. Рассвет обнажил все те же земли мрачной полупустыни. Сухие пучки иссушенной травы торчали между желто-серых дюн. На синем небе сегодня не было ни облачка. Уже начинало парить. Неизвестного врага, которого так опасалась Медея, пока не было видно.
Внимание Каркума привлек один из ифритов.
В то время как остальные шагали в ногу, этот выбился из строя, брел, то прибавляя шаг, то отставая. При этом он крутил головой, словно что-то искал в округе.
– Эй, ты! – крикнул ему Каркум, не останавливаясь.
Ифрит ничего не ответил, только кинулся догонять своих товарищей, от которых порядком отстал. Подобное поведение насторожило Мудрейшего еще больше. И даже немного напугало. Не мог же враг завладеть сознанием джинна?! Это уже ни в какие ворота не лезет. Осуществить проникновение в разум не по силам даже ему. Подобное может проделать разве что владыка Саркон.
«А может, это он и есть, – спохватился Каркум, – не доверяет мне. Вселился в разум одного из моих воинов и таким образом участвует в операции».
Вглядываясь внимательно в ифрита – не проглянет ли в поведении черточка владыки, – Мудрейший притормозил бег эвкуса и поехал рядом с ним. Красный великан, вооружение которого составлял громовой молот, тряс головой и мычал нечто нечленораздельное, проявляя все признаки одержимости, но упорно продолжал следовать вместе с отрядом.
«Сопротивляется вторжению в разум, – понял Каркум. – Крепкий парень. Я не продержался бы так долго против экспансии Саркона. Если, конечно, это владыка».