Балаустион
Шрифт:
Спустившись в продомос – прихожую особняка, – Галиарт и Феникс застали остальных за лихорадочной работой. Входные двери, забаррикадированные тремя шкафами и мраморным кубом жертвенника, уже трещали под тяжелыми ударами – судя по всему, в них долбили одной из стоявших во дворе каменных скамей. Подчиняясь указанию Пирра, все таскали из смежных комнат столы, комоды, трапезные ложа и другую тяжелую мебель, чтобы затруднить врагам, насколько возможно, вход в дом. Эфор Фебид принимал посильное участие в этой работе. В другой раз Галиарта бы это позабавило, но не сейчас, когда речь шла о жизни и смерти. Те, что были снаружи,
Разумеется, двери долго не выдержали: гора придвинутой мебели еще не скрыла их окончательно, когда шлифованные створки хрустнули и, плюясь щепой, подались под напором извне. Пламя трехлапых, словно якоря, масляных светильников, подвешенных к потолку на цепях, задрожало от хлынувшего в помещение свежего воздуха улицы. Вместе с ним в дом ворвались азартные крики нападавших.
– Скорее, щиты, – бросил Галиарту Иамид, указав взглядом на стену, где красовались такие же, как в библиотеке, круглые медные чаши. Сам гиппагрет в этот момент, пятясь, входил в продомос, поддерживая одну сторону массивного платяного шкафа. Чрезвычайно тяжелого, судя по тому, как пыхтели Леонид с Лихом, державшие другой конец этого монстра.
Галиарт бросился искать среди щитов пригодные к употреблению и нашел еще пару, когда чудовищный шкаф загрохотал, венчая воздвигнутую защитниками баррикаду. Теперь был виден только самый верх входных дверей, в этот момент их уже сдирали с петель.
– Эй, крысы, это я, «вашему роду враждебная, неукротимая кошка»! [12] – донесся бодрый голос Леотихида, почти не приглушенный горой хлама. – Скоро выцарапаю вас из уютной норки!
– Тьфу! – Коршун сплюнул на плиты пола. – Всю жизнь пыжился, изображая из себя льва, теперь называется кошкой. Того и гляди, превратится в таракана.
12
Строка из известной поэмы «Война мышей и лягушек».
Все восьмеро стояли полукругом в центре продомоса, не в силах отвести взгляда от баррикады. Те, которые были по другую сторону, уже принялись разбирать ее: вытаскивать мелкие предметы, ломать и рубить на части более крупные. Враги торопились. Остались считанные минуты до того, как начнется схватка, и Смерть уже стоит в сторонке, потирая в предвкушении руки.
Пирр обвел взглядом невеликий отряд защитников.
– Держаться вместе. Прикрывать друг друга. Даже если они частично освободят проход, места здесь хватит едва двоим-троим.
– Истинно так, – поддержал Иамид. Мы должны заткнуть вход, как пробка – горло кувшина. Если кого-то ранят или… убьют, на его место немедленно должен встать другой. Нельзя позволить им войти и взять нас числом.
– Там номарги, гиппагрет, – сухо обронил Исад.
– Да, гм… я хотел сказать – мы должны сдерживать их как можно дольше. Старайтесь не рубить, а колоть, не забывайте о щитах… – слова звучали отрывисто и назидательно. «Ему бы в агеле служить, мастером-гопломархом, – подумал Галиарт. – Только мы, увы, уже не ученики, и это – не учебный бой. Помилуй, Афина Пронойя!»
Слова гиганта предназначались в первую очередь для шестерых молодых воинов, но эфор вдруг сказал:
– Мне
– Если нас убьют, тебе следует просить милосердия, дорогой Фебид! – воскликнул Леонид. – Они не посмеют тронуть тебя…
– Не будь дураком, Леонид! – зло воскликнул Пирр. – У Агиадов просто нет выхода, неужели ты не понимаешь? Чтобы их преступление не вышло на свет, все, кто находится в этом доме, должны умереть.
– И желательно – большая часть солдат, что участвуют в штурме, – добавил Коршун.
– Увы, сын Павсания прав, мой молодой друг, – эфор положил руку на плечо Леонида.
– Вот тебе и званый ужин. Вот тебе и посидели, поговорили о Стое! – в сердцах пробормотал тот, а Исад молча подал отцу длинный кинжал.
Разбираемая снаружи баррикада шевелилась. Снаружи прилетел хриплый крик добравшегося до крыши Эпименида: «На помощь! Люди…» – а дальше не разобрать. Через несколько мгновений присоединился и голос Мелеагра, чередовавшего призывы о помощи с проклятиями в адрес атакующих. Галиарт слабо улыбнулся – боги, дайте пережить эту ночь, и с каким смехом они будут вспоминать все это!
Внезапно середина баррикады затрещала и провалилась – нападающие вытащили один из крупных предметов.
– Во имя справедливости и богов-покровителей, к бою! – закричал Пирр. Огненная дрожь азарта пробежала по плечам Галиарта, прогоняя страх. Это было свойством натуры сына наварха – с началом решительных действий страх всегда уходил, уступая место бесшабашному азарту.
– Арей! – защитники бросились к баррикаде.
В образовавшемся проеме была видна плотная масса «белых плащей», дюжиной рук ухвативших и тянувших наружу очередной элемент завала. Но когда они увидели противников, в этих руках заблестели мечи.
– Смерть мятежникам! – раздались крики. – Бей, дави! Вытаскивай мусор! Смерть! Смерть!
– Будет вам смерть, псы! Ваша! – прохрипел царевич Пирр, плечом оттеснив от проема Исада и встав рядом с Иамидом.
Эти двое и встретили первыми удары врагов. Сражаться было неудобно – стоять приходилось на неровной поверхности, проход был узок, и ни нападавшие, ни защитники не могли пустить в схватку больше двух человек. Немудрено, что двоими, выступившими снаружи, оказались номарги – высокие, в серебристых шлемах с роскошными черными султанами. Большинство подчиненных Полиада и Циклопа продолжали свою работу, потихоньку растаскивая баррикаду. Иамид и Пирр, как ни старались, не могли до них дотянуться. Остальные защитники и вовсе могли только выглядывать из-за их спин.
– Эх, копье бы, клянусь Меднодомной! – вскричал, сверкнув белыми зубами, Пирр.
Что действовать в такой тесноте удобнее длинным древком, пришло в голову и врагам. Одному из номаргов, отделенному от царевича шестью или семью локтями, подали копье и он с криком:
– Копье тебе? Держи! – сделал глубокий выпад, целя в Пирра. Тот, стесненный узостью проема и не имея возможности отступить в сторону, закрылся щитом.
Удар был такой силы, что наконечник, пробив медный лист и железный обод, опоясывающий край щита, на пол-локтя вышел с другой стороны. Пирр содрогнулся и присел, но выдержал и, быстро сориентировавшись, бросил меч, схватил острие рукой и потянул на себя. Оступившись на груде дерева и опасаясь меча Иамида, номарг выпустил копье из рук.