Балканские призраки. Пронзительное путешествие сквозь историю
Шрифт:
Согласно сербской легенде, королевство Неманичей принесло себя в жертву турецким ордам, чтобы обрести новое царство на небесах. Тем временем на земле жертвенность Сербии дала возможность Италии и Центральной Европе остаться в живых и продолжать развиваться.
«Величие Италии и других европейских стран создано на наших костях, – с горечью говорит мать Татьяна. – Идем, – приглашает она меня, – я расскажу тебе о наших страданиях».
Я вошел в типичное турецкое здание под красной черепичной крышей, с желтыми каменными стенами и нависающими балконами, украшенными зеленью. Мать Татьяна назвала это «типично сербской» архитектурой. В Болгарии такие здания относят к «типично болгарской ревивалистской» архитектуре; в Греции –
– Я не пророк Самуил, но лучше умереть честно, чем жить во лжи… Я добрая христианка, но я не подставлю другую щеку, если какие-то албанцы будут выкалывать глаза соседям-сербам, или насиловать маленькую девочку, или кастрировать двенадцатилетнего сербского мальчика. – Она резко махнула рукой в районе бедер. – Ты знаешь про такие случаи, верно?
Я не знал, но кивнул утвердительно.
Мать Татьяна поставила локти на стол и наклонилась поближе. Мои глаза привыкли к темноте, и мне удалось впервые хорошо разглядеть ее лицо. У нее была яркая, энергичная внешность, высокие скулы и горящие материнские глаза. Это была представительная пожилая женщина, которая в молодости явно была привлекательной. Горящий взгляд одновременно был как-то расфокусирован, словно размазан религиозной страстью, как глаза святых на церковных иконах. Белые пальцы шевелились в ритме ее слов. Я вспомнил, что писал Джон Рид после путешествия по Сербии в 1915 г.: «Быстрый, гибкий слог сербской речи вливался нам в уши, словно струя свежей воды».
– Ты знаешь, – продолжала мать Татьяна, – что албанские мальчишки спускали штаны на глазах у наших сестер?
Я снова кивнул.
– Эти люди обескровили Сербию. То, что они нищие и безработные, – чистая ложь. Ты знаешь, они вписывают своих умирающих стариков в списки безработных. А плохо и грязно одеваются, потому что так у них принято. Албанцы хотят завоевать наш мир своей численностью. Ты знаешь, что ни один ходжа [албанский мусульманский священник] не войдет в дом семьи, где меньше пяти детей? А ты знаешь, что Азем Власи [албанский политик] – распутник, который живет с местной шлюхой? А ты кто по национальности? – внезапно переменила она тему.
– Американец, – ответил я.
– Это я знаю, но все американцы – кто-то еще. Ты кто? Ты темный, ты выглядишь не так, как должен выглядеть настоящий американец.
– Я еврей.
– Ха-ха. Мне нравятся евреи. Но я все равно хотела бы тебя крестить. – Она рассмеялась, и лицо осветилось доброй улыбкой. – Меня восхищают израильтянки, которые берут в руки оружие. Если бы мне снова стало лет сорок, я бы тоже взяла в руки оружие. В Югославии нет веры. Настоящая вера осталась только в Сербии… Да, я знаю, я сербская националистка. Между нами и албанцами дальше будет только хуже, вот увидишь. Никакого примирения быть не может. – Мать Татьяна взяла мою руку двумя руками и стиснула, словно благословляя. – Я живу в этих стенах тридцать пять лет. У нас два гектара земли, мы обеспечиваем себя, выращивая свиней и овец. В 1539 году здесь был печатный станок. Там, – она показала рукой куда-то в сторону, – сплошная грязь и запустение.
Там – это то, что Джон Рид и Невилл Форбс в 1915 г., дама Ребекка в 1937-м и мать Татьяна сейчас называют Старой Сербией. «Иудея и Самария» сербского национального сознания, место, где все произошло, где зародилось королевство Неманичей, обрело свое величие и было уничтожено. Впрочем, в последние десятилетия эта священная земля демографически захватывается не турками, а их историческим приложением – албанскими мусульманами. И про этот регион теперь говорят не «Старая Сербия», а «Косово».
Тем не менее мать Татьяна по-прежнему ненавидит «турка». Если бы не культурная и экономическая тюрьма пяти веков турецкого владычества, коммунизм не мог бы так легко укрепиться здесь, а албанцы, возможно, никогда не стали бы мусульманами и не расселились бы в таких больших количествах на территории Старой Сербии.
У сербов, если говорить словами Элиаса Канетти, тоже есть свои «массовые символы». Точнее, у сербов даже два массовых символа – два огненных столба, которые определяют их национальное поведение и историческое предназначение. Оба восходят к династии Неманичей.
Первый (пониже) – это средневековые монастыри, хранилища искусства и магии, наиболее символичный из которых – в Грачанице благодаря ее близости к другому (и более высокому) столбу – Косову полю, «полю черных птиц», где 28 июня 1389 г. турки нанесли решающее поражение сербам, оставив тела побежденных на растерзание птицам-падальщикам.
Многим народам 1989 г. запомнился как год окончания холодной войны и крушения коммунистической системы. Для матери Татьяны и еще восьми с половиной миллионов сербов этот год означает нечто совершенно иное: шестисотлетнюю годовщину их поражения.
Король Милутин умер в 1321 г., в тот год, когда его мастера-художники закончили расписывать фрески в Грачанице. Сербский трон перешел по наследству его сыну, королю Стефану Урошу, а еще через десять лет – внуку Милутина, Стефану Душану. Душан – ласковое уменьшительное от слова «душа», и от короля с таким именем можно было ожидать, что Сербия достигнет зенита своей славы. Душан санкционировал религиозные свободы и разрешил находиться при своем дворе чужеземным посольствам. Он создал налоговую систему и правовые нормы – кодекс Душана, – которые предполагали осуществление правосудия судом присяжных. Империя Душана простиралась до границы с Хорватией на севере, до Адриатического моря на западе, до Эгейского моря на юге и до ворот Константинополя на востоке. В нее входили Босния и Герцеговина, Черногория, Албания, Македония, Северная Греция и Болгария. Если бы Душану не помешало вторжение венгров-католиков, что вынудило его передислоцировать свои силы на северо-запад, он мог бы провести осаду Салоник с последующим наступлением на Константинополь.
В 1354 г. Душан снова выступил в роли покорителя Византии. Власти Константинополя от безысходности позволили турецким армиям сосредоточиться на востоке, пройти Малую Азию и создать форпост на Галлипольском полуострове, что должно было помешать продвижению сербских войск Душана. Маневр оказался необязательным, поскольку на следующий год Душан неожиданно умер, но имел непреднамеренные последствия: турки остались на Галлиполи и использовали его для вторжения в Болгарию и Грецию. А спустя столетие, в 1453 г., поглотили и сам Константинополь со всей Византийской империей.
Сын Душана Урош оказался последним королем государства Неманичей. Как правитель он был слаб, и сербские феодалы укрепили свою власть за счет королевского двора. В 1371 г. Урош скончался. Чтобы отразить турецкую угрозу, сербская знать избрала национальным лидером князя Лазаря Хребеляновича. В последующие годы турки завоевывали все новые и новые территории на Балканах. Сербы представляли собой главную христианскую преграду в Европе для наступления мусульман, но Лазарь не получал особой поддержки от народов Центральной и Западной Европы. В 1389 г. произошло решающее сражение, которое определило судьбу Сербии и всего Балканского полуострова более чем на пятьсот лет – вплоть до Первой Балканской войны 1912 г.