Балканский рубеж
Шрифт:
Репортаж покажут позже, на следующий день, начиная с утренних новостей. Помимо усталого президента зритель увидит размытую картинку: яркие пятна в мутной темноте, неясные очертания города – крыши, шпили и трубы, светящиеся зерна опускаются в чернозем и расцветают пышными соцветиями.
«Я обращаюсь к людям, которые пережили войну. Я обращаюсь к тем, которые испытали эти бомбежки. Я обращаюсь к их детям. Я обращаюсь ко всем политическим деятелям.
Давайте, пока еще остались какие-то минуты, мы убедим Клинтона не делать этого трагического, драматического шага. Это – безопасность Европы.
Нет минут, истекли, прошли, испарились в первом же взрыве. Президент – открытый и искренний человек, но это не поможет ни ему, ни Югославии. Глас вопиющего в пустыне не будет услышан. Сила глуха ко всему, кроме силы.
Только в первую ночь сотни ракет и бомб найдут свои цели в Белграде, Нише, Нови-Саде, Подгорице, Приштине, Панчеве, Ужице, Сомборе, Крагуеваце…
И в следующую ночь.
И в следующую ночь…
Половина магазина мерцала в огне. В одном углу не хватало стены и потолка, красный глаз Марса заглядывал внутрь удивленно: неужели кто-то уцелел? Электричество выключилось при взрыве, черные скелеты люстр покачивались на фоне горящих штор.
Шаталов почувствовал виском щеку Ясны, ее нежное тепло. Коснулся губами: спокойно, я тут, все нормально. Осторожно отстранился, поднялся, помог встать Ясне.
– Воронов! Цыбуля! Живые?
Неподалеку что-то упало, звякнуло, треснуло.
– Ой, товарищ капитан, – раздался голос сержанта, – достанется вам теперь от супруги…
Из облака пыли на голос Шаталова вышел Воронов с рассеченной бровью и бешеными глазами. Показал пальцем на висящие неподалеку настенные часы:
– Ку-ку! Смотри-ка, встали. Отчего встали? Стрелки на месте, даже стекло уцелело. Мы смотрим на часы, нам время подавай! А кто стрелки крутит? Пружины и маятники. Невидимо. Без нас.
Шаталов озабоченно прищурился:
– Ты цел? Не контузило?
Воронов отмахнулся:
– Просто домой уже хотел такие присмотреть, а потом думаю – ну какая кукушка? Ну не при нашей же работе! Люстру нашел – так и люстре кабздец. Теперь не важно. Откладывается мой отпуск. Хорошая у тебя чуйка, майор!
Ясна смотрела на Воронова, как на привидение, и все сильнее сжимала пальцами локоть Шаталова. На ее лицо на смену шоку медленно-медленно выползало отчаяние.
– Опять война! – сказала она высоким обиженным детским голосом.
Шаталов попытался прижать ее к себе, обнять, успокоить, но Ясна изо всех сил отстранилась и крикнула ему в лицо:
– Понимаешь? Опять война!
С большой высоты океан выглядит неподвижным. Нет ни приливов, ни отливов, ни грозных штормовых волн – лишь схематичный рисунок, узор на линолеуме. Зато четко, как на карте, проступают береговые линии островов, архипелагов, континентов. То же и со временем: когда смотришь издалека, со стороны, пена дней, сиюминутные события перестают быть видны и теряют кажущуюся значимость. Но отдельные действия и решения очерчивают контуры будущего.
– …Не горячитесь, Евгений, прилетайте! Необходимо все спокойно обсудить, подготовим совместный меморандум… – голос в телефонной трубке принадлежал вице-президенту США Альберту Гору. – Вы должны признать: Милошевич не оставил нам поля для маневра, практически спровоцировал нас на вмешательство. Наши действия носят исключительно гуманитарный характер. В создавшихся условиях США и Россия должны выступить с консолидированной позицией…
Гарвардский прононс, доверительные интонации. Речь журчит как ручей, окутывает теплым шерстяным пледом, и так не хочется разрушать иллюзию дружеского общения.
«Борт номер два» премьер-министра Российской Федерации Евгения Максимовича Примакова летел самым верхним для пассажирских воздушных судов эшелоном над ночной Атлантикой. Каждую минуту территория США становилась ближе на пятнадцать километров. С каждым новым словом собеседника принятое решение казалось все более спорным, все менее выполнимым.
Помимо премьера в салоне находились четверо: сосредоточенный переводчик в наушниках с микрофоном – пока без дела, но готов приступить в любую секунду, стюардесса – застыла у дверей пилотской кабины, и двое мидовцев в креслах напротив – помощники в предстоящих переговорах, если таковым суждено состояться.
Толстые папки с материалами на столике громоздились кипой, загораживая иллюминатор. Встреча готовилась несколько месяцев, над содержимым папок до последних минут работали тысячи человек с обеих сторон. Но в определенных ситуациях это перестает быть важным.
«Союзная сила» и «Благородная наковальня» – так переводились с английского названия военных операций – НАТО в целом и США в частности – против Югославии. Высокопарные обозначения, характерные для западной военной доктрины. Красочная упаковка, вуалирующая страшное содержимое. «Ласковое убийство» и «Милосердная агрессия». Сцилла и Харибда.
Информация о том, что по югославским городам нанесен первый ракетно-бомбовый удар, застала российскую делегацию на подлете к североамериканскому континенту. Простой звонок вежливости от Гора: мы начали. Звонок, ставящий перед необходимостью непростых решений.
– Одну минуту, Альберт…
Примаков потер виски, нахмурился, оглядел присутствующих. Энергичный Гладышев тут же воспользовался возможностью высказаться:
– Нельзя же вообще не прилететь! Давайте просто сократим визит…
– Почему нельзя? – поинтересовался немногословный Косарев.
Гладышев возмущенно развел руками, призывая премьера признать очевидное.
Примаков прикрыл ладонью микрофон, обратился к стюардессе:
– Позовите командира экипажа!
И продолжил по-английски:
– Вы совершаете огромную историческую ошибку, Альберт… Мы не будем делать вид, что ничего не происходит. Для протокола…
Примаков кивнул переводчику. Гладышев схватился за голову.
– Нелегитимная агрессия США и их союзников по НАТО в отношении суверенной республики Югославии… – продолжил премьер по-русски, и голос переводчика-синхрониста вплелся в мировой эфир, – развязывание без согласования с Совбезом ООН военных действий на территории Европы делает нецелесообразными запланированные переговоры между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки…