Балканский рубеж
Шрифт:
– Здесь успокоилось – в Косове разгорается, – философски ответил Роджерс.
– И что там разгорается?
– Сербская армия подавляет местное население. Косовары – отдельная нация, они будут бороться за свою свободу.
Шаталов пожал плечами:
– Мы, наверное, разные программы по телевизору смотрим. Косово – это Сербия. Бандиты спускаются с гор и убивают людей. Даже если они называют себя армией, то все равно остаются бандитами.
– Они сражаются за свою независимость, за освобождение, – убежденно сказал Роджерс.
– Ага, за освобождение. От сербов. До последнего серба.
– Давно хотел спросить: у вас все еще есть в армии… zampolit? Так это называется?
– Сведения о численности и составе воинского соединения не подлежат разглашению, – с улыбкой отчеканил Шаталов.
– Значит, есть. Твой ум подвергается воздействию. Советская пропаганда.
– Зато вы – как судьи всем. Одни знаете, что правильно, а что нет. Что, уже готовы в Югославию выдвигаться? Вчера в Багдаде – завтра в Белграде?
– Чушь. Война в Европе – как ты себе это представляешь? Прилетят самолеты и начнут сбрасывать бомбы на европейские города? Еще одна параноидальная идея в стиле «холодной войны». Ты же помнишь это время, да? Долгая и опасная история! Все наши ядерные ракеты, подлодки, палец застыл над кнопкой, и все такое. Но «холодная война» закончилась, Андрей! И это главное! Все остальное – мелкие заварушки, не в счет.
Шаталов пил кофе и молча слушал Роджерса. Но перед глазами вставали совсем другие картины. Не в счет, Джимми, не в счет…
…«Вертушка» с горящим двигателем жестко приземляется на горный склон. Душман в пыльном тюрбане выпускает еще один «стингер» в уже упавшую машину, не оставляя ребятам ни малейшего шанса…
…Деревенская улица в пригороде Тирасполя. Молдавские солдаты перебегают от дома к дому. Один забрасывает гранату в открытое окно. Внутри беленой крестьянской хаты распускается огненный цветок, через секунду вспыхивает соломенная крыша…
…Арабский наемник, уперев ствол пистолета в лоб стоящему на коленях пацану-первогодку в пехотной форме, ждет, когда его чеченский друг разберется с кнопками видеокамеры. Загорелся кружочек – пошла запись…
А Роджерс продолжал свой проникновенный монолог:
– И вот мы стоим с тобой здесь, черт знает где, американец и русский, делаем общее дело: следим, чтобы местные ребята не взялись за старое. Раз мы смогли помириться, смогут и они, а?
У Роджерса зажужжала рация. Он отвлекся от разговора, отошел в сторону, начал быстро и негромко отдавать команды. Шаталов повертел в пальцах пустой стаканчик, поставил его на крышу «Хамви». Хороший ты парень, Джимми. Жаль, правда у нас разная.
Тем временем у Цыбули шла к успешному завершению коммерческая сделка. Сбивать цену он умел и любил. Пожилая торговка тоже была не лыком шита, но под напором сержанта явно сдавала позиции.
– Видишь, мать, звездочек нет, лычка только! – по-русски втолковывал ей Цыбуля, стучал себя пальцем по плечу. – Я не офицер, понимаешь? У офицеров денег мало, а у меня вообще нету! Вот, смотри!
Вывернул, обхлопал карманы комбинезона, развел руками. Шлепнул ладонью по прилавку, оставив на нем единственную купюру в пять немецких марок.
– Вот все, что есть, от сердца и желудка! Немецкие деньги, валюта! Давай, мать, уважь бойца.
Торговка продвинула к Цыбуле по прилавку пачку сигарет, отчеканила по-сербски:
– Четыре марки – пачка!
Цыбуля недовольно замотал головой, придержал купюру, показал на пальцах: две.
– Две, две пачки дай, хозяюшка! У меня полвзвода без курева, этому стрельни, того угости, и нету пачки. Две!
– Много тут таких умных! Тут марка, там марка, а потом товар покупать не на что. А то еще динары старые суют, и все такие бедные, каждому в положение войди, каждого уважь! Никакой совести!
Выдернула у Цыбули из-под пальцев купюру, положила на прилавок вторую пачку.
– Ах ты ж моя красавица! – Цыбуля перегнулся через прилавок, чмокнул торговку в щеку, схватил сигареты и двинулся вдоль рядов. – Вернусь! Привози еще! Будешь эксклюзивный поставщик! Так держать, мать!
Торговка, отдуваясь, с усмешкой покачала головой ему вслед.
Цыбуля обошел большую лужу, спрятался от ветра в проход между фанерными стенками навесов, достал сигарету, нашарил в кармане спички, прикурил. А когда поднял взгляд от разгорающегося огонька, то сквозь приоткрытые ворота невысокого сарая в глубине проулка увидел, как трое местных закрывают брезентовым чехлом белую «Ауди». Один из них недобро зыркнул на Цыбулю и отвернулся. А желтый «пакман» смотрел на него с заднего стекла, разинув рот.
Роджерс выключил рацию. Шаталов показал ему пальцем на стаканчик:
– Спасибо. Вкусный кофе, Джимми! Никаких «Ауди»? Никаких вооруженных парней?
– Я же сказал, что все проблемы – вам на завтра… – Роджерс уставился куда-то за спину Шаталову, и тот обернулся.
От торговых рядов, не разбирая дороги, мчался Цыбуля с выпученными глазами.
– Товарищ майор! Там, на задах… – закричал он издалека. – Сарай… «Ауди»… Та!
Двое боснийских полицейских неподалеку оторвались от проверки очередного автомобиля и с подозрением наблюдали за Цыбулей.
– Тревога! – бросил Шаталов Роджерсу, срываясь с места.
На бегу оглядывая площадь, он махнул рукой бронетранспортеру, указал на ближайшую брешь в торговых рядах.
– Дерьмо! – констатировал Роджерс и прилип к рации. Американские солдаты заозирались, пытаясь понять, что происходит, и постепенно приходя в движение.
Шаталов мчался к проходу в рядах, Цыбуля затормозил и присоединился к командиру.
– Сержант, за мной! Сколько?
– Одна, одна машина! «Ауди», белая…