Балканский венец
Шрифт:
В одеяниях черных взошел Влад, сын Влада, на престол господарский. После восшествия собрал Дракула всех бояр своих на пасхальный обед да задал им вопрос: скольким господарям служил каждый из них? Оказалось, что немалому числу: кто – пятнадцати, а кто – и семнадцати, лишь самые молодые служили всего семи господарям. И молвил тогда Цепеш: «А не ваше ль вероломство причиной тому, что недолго сидят господари на престоле валашском?» После этого всех бояр своих посадил Цепеш на кол.
Не смотрел Дракула на то, кто пред ним, какого рода-племени. Рубил он головы, сжигал, сдирал кожу, варил заживо, вспарывал животы у простолюдинов, бояр и даже у монахов. Любил он, чтобы колья различались по длине, толщине и цвету, а еще любил, чтобы из них составлялись фигуры разные, от вида коих даже
Но хуже всего приходилось при дворе Дракулы посланникам из других стран. Отказались однажды послы турецкие снять чалмы свои пред господарем – де, таков обычай страны их, не обнажают они голов своих даже пред султаном. Похвалил господарь Влад обычай страны их и, дабы впредь не был он нарушен даже по случайности, приказал прибить чалмы к головам послов гвоздями. А другое посольство турецкое Юнус-бея и Хамза-паши, выехавшее приветствовать Дракулу, так и вовсе исчезло бесследно – так долго думали.
А вот еще случай был. Посланнику венгерскому во время трапезы показал Дракула позолоченный кол и спросил, зачем, по его мнению, это сделано. Ответствовал посол, что, вероятно, знатный боярин не угодил господарю, по какому почетному случаю кол и был позолочен. Похвалил господарь посланника за сообразительность и ответствовал, что кол предназначен для самого посла, дабы оказать ему высокую честь. Но умен был посол и сказал на это, что ежели виноват он пред господарем, то, стало быть, на колу ему самое место, и золото незачем было тратить на такую собаку. По нраву пришлись Цепешу таковы слова, осыпал он гостя дорогими дарами, сказав, что любой другой ответ привел бы досточтимого посланника венгерского прямо на оный кол. Даже попав в заточение в замок Вышеградский, не мог Цепеш ни дня прожить без любимой своей забавы. За неимением людей сажал он на кол в своей темнице крыс, мышей и птиц.
Закончил эти речи отец Николай и глянул на Ратко – были глаза у того огромны и темны, и жил в них ужас. Устыдился отец Николай, что напугал так отрока неразумного, и молвил:
– Давай-ка, сыне, ступай к себе, выспись хорошенько, а я потружусь покамест. Иди.
Осенил отец Николай Ратко крестным знамением, коснулся губами его лба и вернулся к рукописям своим. Еле-еле добрел Ратко до постели. И снилось ему всю ночь, что он воин дьявола, и тело у него драконье, все в чешуе, не пробиваемой ни копьями, ни стрелами, а на голове – шлем с черепом дракона. И мчится он по полю брани на огромном шерстистом волке, разя мечом проклятых турок, и попирает волк тела их своими когтистыми лапами немилосердно. И крик вырывается из гортани его: «Мортэ лор! Мортэ лор!» Свистит ветер в ушах, змеятся по плечам вороные кудри, а впереди из-за гор восходит кровавая луна.
* * *
Учиниша же ему мастери бочкы железны; он же насыпа их злата, в реку положи. А мастеров тех посещи повеле, да никто ж увесть съделаннаго им окаанства, токмо тезоимениты ему диавол.
Наутро чуть свет побежал Ратко в келью к отцу Николаю – успел только по пути прихватить его трапезу. Учитель в те поры прогуливался по окрестностям, и Ратко прочел последнюю его запись:
«Весной 1462 года Махмуд-паша, великий визирь султана Мухаммеда, во главе армии из тридцати тысяч воинов вышел в карательный поход против господаря Влада Дракулы. Османы переправились через Дунай и напали на Валахию».
Памятны были Ратко слова сии. Все меняется в мире – одни турки остаются такими, каковы они есть, и ничто не в силах исправить их.
– А, ты здесь уже! – приветствовал его учитель, входя в келью. – Погоды нынче какие стоят! Не лучше ль тебе подняться в гору, сыне?
Покачал Ратко головой. Не погоды ему надобны были, но истина. И пришлось отцу Николаю скрепя сердце продолжить свой рассказ.
– Надо сказать тебе, сыне, что султан не просто так прислал в Валахию воинство Махмуд-паши. Как вассал платил Дракула дань султану. Но долго мешкал в тот раз господарь, то на засуху жаловался, то на дожди, покуда не прислал Мухаммед за данью посла своего Юнус-бея да Хамзу-пашу, наместника захваченной турками Южной Валахии. Полагались туркам на сей раз тысяча овец, тысяча золотых дукатов и тысяча мальчиков для пополнения янычарского войска. Назначил Дракула туркам встречу в чистом поле, неподалеку от крепости Джурджиу, захваченной турками еще при отце его. Прибыл господарь в условленное место с положенными овцами и мальчиками. Но не ведал никто, что скрытно по пятам за ним следует войско его в три тысячи воинов.
Юнус-бей и Хамза-паша тоже не одни пожаловали, а с десятью тысячами сабель. Прибыли они в условленное место – и как сквозь землю провалились. Сам же Дракула объявился через день под стенами Джурджиу. Подошло к крепости вроде бы посольство Юнус-бея со стадом овец и толпой мальчиков, турки отворили ворота и тут же были заколоты Дракулой и его воинами, переодетыми в турецкое платье. Так пали и другие турецкие крепости. Легко было Цепешу выдавать себя за пашу турецкого, ибо знал он все повадки османские и языком их поганым владел, как будто сам турком родился. Нехристям, что сидели по крепостям, не были подозрительны сигналы, что подавал господарь, отворяли они ворота, после чего ждала их гибель – кого быстрая, в бою, а кого – долгая и мучительная. Не зря прозвали турки Дракулу Казыклы.
Страшным ураганом пронесся Дракула по Южной Валахии, громя крепость за крепостью, огнем и мечом неся справедливость в забытый Богом край. Никто не успевал донести весть о его приближении, ибо шел он быстрее, нежели слухи о нем. Да и некому было передавать страшные вести, ибо убивал Цепеш всех до единого. Тридцать тысяч человек полегло от руки его. Даже в самой малой деревушке на площади возвышалось по три кола с насаженными на них предводителем воинства турецкого, старостой албанским да муллой.
– Так то ж враги, отче! Разве не делали они то же самое в наших деревнях? Разве с добром пришли они к нам?
– Так-то оно так, сыне. Да только когда смерть сеешь и пожинаешь, нешто заметишь, где свои, где чужие? Султан Мухаммед в те поры воевал Грецию, не мог он выпустить надкушенный кусочек рахат-лукума изо рта, но оставлять без наказания отложившегося вассала было не в его привычках. Отдал султан повеление великому визирю Махмуд-паше покарать смутьяна. Что сталось с войском Махмуд-паши – ты знаешь. А когда послал Цепеш султану письмо, где промеж делом сообщил, что он, покорный раб султана, позволил себе наказать другого раба, Махмуд-пашу, который покусился на положенную самому султану дань, осерчал султан сверх всякой меры. Вышло, будто владыка мира поручил рабу украсть у себя свою же дань! Никто еще не потешался так над Мухаммедом, он даже забитые в головы послам своим гвозди запамятовал. Пришлось султану выпустить изо рта кусочек рахат-лукума и взять в него кусок раскаленного железа, ибо оставила его армия Грецию, дабы усмирить строптивого валашского господаря. Летом 1462 года вступило в Валахию несметное войско османское.
Наслышан ты, сыне, об этом походе. Только не все я поведал тебе в прошлый раз. Когда шло султанское войско по выжженной Валахии, каждую ночь вокруг него выли волки, и каждую ночь утаскивали они турок, много турок – по сотне воинов за ночь. А наутро находили их в поле, и все мясо с костей у них было обглодано. Но сколько бы ни стреляли турки по ночным пришельцам, ни одного не удалось добыть им. В роковую ночь нападения на лагерь турецкий волки выли так, что бывалые янычары затыкали уши и хотели укрыться подале от этих мест. Ворвались Дракула и воины его в лагерь в волчьем обличье. Только были те волки гораздо крупнее обычных, черны и шерстисты, и были у них стальные зубы и когти. Одним движением челюсти перекусывали они шеи лошадям. И когда нашел султан на диване своем труп слуги, растерзанный волком, наполнилось его нечестивое сердце страхом.