Балканский венец
Шрифт:
Потянулся Ратко за кувшином воды, что стоял на столе, но от слов таких дрогнула рука его, задела за перо, и пролились чернила на бесценные пергаменты.
– Ох ты боже ж мой! – воскликнул отец Николай. – Бедный мой список с «Жеста Хунгарорум» [49] ! Почто ж ты, скорпий, венгров обидел?
Грозно говорил отец Николай – и улыбался при этом. Не было в нем злости на ученика за испорченный пергамент.
– Ты только помысли, сынок, – продолжал отец Николай, отсмеявшись, – как милостив к нам Господь! То, что мы держим в руках, – это бесценное сокровище! Пройдут века, и люди забудут о том, что было. А кто им напомнит, кроме нас? То-то же! А мне теперь новый список делать…
49
«Деяния
– Я сделаю, отче.
– Ну ежели так, то поведаю я о том, как Дракула любил шутить над людьми. Прибыло однажды к нему посольство с дарами и посланием приветственным от какого-то другого господаря. Принял Дракула дары, да только когда начали послание зачитывать, все и обнаружилось – по недосмотру писцов посольских добавлены были к имени господарскому и титулам лишние буквы, посему к господарю Валахии обращались в послании так, будто он женщина. Посмеялся на то Дракула – и приказал отсечь послам да писцам уды срамные за ненадобностью, ведь отсекли они то же господарю, не поморщившись. И спросили тогда Дракулу – а что бы сделал он, ежели прибыла бы к нему с посольством какая-нибудь жена достойная да натворила бы такое, на что ответствовал господарь, что приказал бы пришить ей то, что отсек у мужей.
* * *
Умершу же тому воеводе, и краль пусти к нему в темницю, да аще восхощет быти воевода на Мунтиянской земли, яко же и первие, то да латиньскую веру прииметь, аще ль же ни, то умрети в темници хощеть. Дракула же возлюби паче временнаго света сладость, нежели вечнаго и бесконечнаго, и отпаде православия, и отступи от истинны, и остави свет, и приа тму. Увы, не возможе темничныя временныя тяготы понести, и уготовася на бесконечное мучение, и остави православную нашу веру, и приат латыньскую прелесть.
Просидел Ратко в келье отца Николая цельную ночь. Хоть и не верил отец Николай, что может нечисть спокойно гулять по монастырю, а все ж таки боязно было оставлять мальца одного в темное время. Слушал Ратко, что говорил учитель, смотрел, как обмакивает он перо в чернила и выводит красивым почерком:
«Весной 1462 года Махмуд-паша, великий визирь султана Муххамеда, во главе армии из тридцати тысяч человек отправился в карательный поход. Он перешел Дунай и начал грабительский набег на Южную Валахию».
После вторых петухов уснул Ратко на постели отца Николая да так разоспался, что заутреню пропустил. Когда вползла предрассветная свежесть в келью, накрыл отец Николай мальчика покрывалом из козьей шерсти, осенил крестным знамением и вышел по своему обыкновению размять затекшие члены. Видел он, как встало светило из-за скал, как играли блики его на воде – и отпустило его, будто камень с души упал. Времена приходят и времена уходят, а сокровенное знание живет вечно. Громко говорящий да не услышит. Посему решил отец Николай закончить историю господаря Влада и Ордена Дракона и боле не возвращаться к ней. Перекусили они с Ратко капустным подварком да яблоками, выпил отец Николай вина для поднятия сил, и сели они вновь за рукопись. Продолжил отец Николай повествование:
– Но тяжелее всего приходилось Дракуле в борьбе с османами. Разбежались все союзнички его, рыцари Ордена Дракона: у одних засуха, у других – дожди. Остался Дракула один на один с врагами своими, как родитель его когда-то. Тогда и заполз в души людские ужас. Столь лелеемая Владом Валахия была «мумтаз эйялети», а господарь валашский – вассалом султана, и платил ему дань. Да только хуже ножа в сердце была людям та дань. Баранов и золото еще можно было пережить, а вот когда турки забирали детей, старики ложились на землю и плакали. Нельзя было отдавать души невинные нехристям на растерзание. И тогда задумался крепко господарь, как не отдавать туркам боле детей своих. И надумал. Как только надумал, так сразу вскочил на коня и умчался – только и видели его в столице. Потом говорили, что умел он летать нетопырем, но неправда это. Правда то, что не сидел Дракула ни дня на месте, видели его то здесь, то там, и казалось людям, что он вездесущ – а он всего лишь загонял по три коня за день, но делал то, чего нельзя было сделать.
Привел Дракула обещанных туркам мальчиков и стадо в условленное место, подле турецкой крепости Джурджия. Вышли навстречу ему Юнус-бей и Хамза-паша с воинством немалым. И надо тебе знать, сынок, кто таков был этот Юнус-бей. На сей паршивой овце клеймо негде было ставить! Был он когда-то дьяком по имени Фома Катаволинос, верой и правдой служил императорам византийским. Но отрекся от Христа, принял магометанство и стал верой и правдой служить султану под именем Юнус-бея. Хитер был Катаволинос, как лисица. Скольких господарей обманул он своим двоедушием византийским да коварством турецким, скольких под ятаган подвел. Исполнял он самую черную волю султана, где нужна была только ложь и ничего, кроме лжи, ибо преуспел в ней Юнус-бей. Хотел он льстивыми речами заманить господаря Влада в турецкий лагерь, схватить его и выдать султану на верную смерть. Только не прознал Юнус-бей, с кем на сей раз свела его судьба. И что очутился он на колу позолоченном – так то кара господня за лихие дела его.
Сильные морозы стояли в тот год. Сковало Дунай льдом. Перешло ночью малое войско валашское по льду через реку, окружило турок и напало. Половина турок убита была сразу, другая половина вместе с Юнус-беем и Хамза-пашой – взята в плен. Ни один нехристь не вырвался из кольца. И пронесся Дракула по Южной Валахии, громя крепость за крепостью, убивая всех, кого встречал на пути. Страшное это было время. Турки при отце Дракулы прошли тем же путем, неся с собой смерть. Но разве кто вспомнил об этом? А потом заселили турки Валахию албанцами, принявшими магометанство. И в каждом селении стояли турецкие воины, и была поставлена мечеть, где сидел мулла, – эти-то побеги сорные и срыл Дракула под корень. Ни одного волоска не упало с головы тех мальчиков, что приведены были им к туркам, живые и невредимые вернулись они в дома свои, но только кудри их поседели преждевременно, ибо видали они то, что видеть им нельзя.
Черные дела творил Дракула, черные. Истый змиевич! Только скажи мне, сынок, – будь у тебя власть его, пошел бы ты на такое? Нет ли? Молчишь. Вот и я молчу. Ни один из сербских господарей не творил такого ни в Косово, ни в Боснии – и что обрели они своим мягкосердечьем? Когда Господь отвернулся от народов, когда живут они во мраке – кто вправе судить за смерть? Когда живут люди по древним законам, по коим жили еще до Христа, когда кровью отвечали за кровь, – кто из них прав? Кто виноват? И мнится мне, что власть господарская в Валахии крепче, нежели в Сербии, и что ежели бы нашелся у вас господарь храбрый, как Дракула, то… не пожгли бы турки безнаказанно деревню твою, как и другие прочие. Да и не осудил господаря Влада никто в те годы, даже супротив того – прислали ему властители наихристианнейшие здравицы с победой над неверными и отстояли в ознаменование сего события молебны в храмах.
Возвращал господарь Влад нехристям два ока за око и десять зубов за зуб. И предавал он смерти лютой душегубов за дела их темные, ибо был бичом Божьим, присланным людям в наказание за грехи их. Не мог он ни остановиться, ни свернуть с пути своего, хоть и тяжким было его бремя. Много понарассказали про него турки, венгры да немцы – да только выдумки все это. Незачем ему было каждый раз сажать на кол по тридцать тысяч человек, ибо стали бояться его и после первого раза. Незачем было ему истязать голубей и крыс, ибо заключен он был не в темнице, а в замке королевском, а после так и вовсе жил при дворе короля венгерского, где ничего такого за ним не водилось. Незачем было ему соблазнять сестру короля Матиаша – сам король выдал Илону замуж за Дракулу, и пока тот заточен был в Вышеграде, родила она ему двух сыновей.