Баллада о Кольце

— Дзинь-дзилинь! Дзинь-дзинь-дзилинь! — во весь свой громкий голос прозвенел старый будильник.

В отличие от новомодных китайских подделок, не говоря уже о мобильных телефонах, этот был настоящим механическим будильником. Таким, что и глухого разбудит, и мертвого из могилы поднимет. Выпущенный в те времена, когда о вредоносных для экологии децибелах еще никто не слышал, а соседей отделяли отнюдь не тонкие гипсовые стенки, ветеран будильников до сих пор, вот уже много десятков лет, выполнял свои нелегкие обязанности. Каждое утро, ровно в шесть пятнадцать, начинал звенеть, и звенел до

Хозяин будильника тоже был человеком старой закалки. Проснувшись, он не выпивал чашечку кофе, садился за руль и, зевая, ехал на работу, как делают это современные молодые люди. Первым делом зарядка. Размять не молодые, но пока еще не закостеневшие суставы, принять холодный, закаляющий душ, ну и, как же без этого, дыхательная гимнастика по классической восточной методике, с определенными усовершенствованиями. Перенявшая общую идею от китайского цигуна и индийской йоги, апробированная опытом тысячелетий, она помогала держать тело в форме, а сознание в ясности. Наклон — выдох — прогнуться назад — вдох — затаить дыхание — наклон… Вроде бы ничего сложного — а в совокупности с прочими методиками и упражнениями дает просто поразительный результат.

После зарядки завтрак. Зеленый чай, без сахара, особый сорт, привет от старого знакомого из Поднебесной, молочная каша, которую не только дети, а и некоторые взрослые едят каждое утро, фрукты, без витаминов никак. Есть неспешно — время еще есть, расписание за многие годы отработано до секунды, забивание желудка с большой скоростью наносит непоправимый вред здоровью, чего нельзя допускать. После завтрака все помыть, убрать, привести в порядок — жены, которая бы этим занималась, уже давно нет, она с детьми осталась где-то там, в прошлой жизни, а порядок должен быть всегда. Одеться — никакой спешки, никакой неряшливости, одежда человека должна быть в гармонии с внутренним миром, дисбаланс тут недопустим. Проверить, как положено, газ, воду, электричество, чтоб все было выключено а окна закрыты. На всякий случай, убедиться, что ничего не забыл — сумка с документами, ключами и очками, кошелек, лекарства, без которых уважающий себя пожилой человек не должен выходить из дома.

Лишь проделав весь этот ритуал, ровно в семь тридцать можно идти. Закрыть за собой замки, две штуки, верхний и нижний, спуститься с третьего этажа старого сталинского дома во двор. Никаких лифтов — тут лифта вообще не было, но даже если бы и был, пользоваться ими — лишь здоровью вредить и подвергать себя необоснованному риску.

— Утро доброе, Иннокентий Аполлинарович! — поздоровалась с ним сидящая на лавочке у парадного старушка, чье «дежурство» начиналось с шести утра и продолжалось до восьми вечера.

— Доброе, Магдалина Иосифовна.

— Слышали, как ночью скорая приезжала? — не отставала старушка. — Это к Соловейкину. Забрали, увезли…

— К Диме? Господи боже мой, что творится, сначала Богдан Кириллович, теперь Дмитрий, мой старый друг и соратник… — с ноткой трагизма в голосе воскликнул Иннокентий, хватаясь за сердце.

— Это все давление! И магнитные бури! И эта современная молодежь, что творит, что творит! Всю ночь пели и аморальничали под окнами! — тоном эксперта заявила старушка, которая точно знала причину всех старческих хворей.

— Не говорите! — покачал головой Иннокентий. — Вот мы в их времена… Да и старость не радость… Проведаю сегодня Диму в больнице, спрошу, что там, да как, вдруг какая помощь нужна…

— Обязательно проведайте! Вы среди нас — самый боевой, до сих пор каждый день на работу ходите!

— Так на пенсию разве проживешь… Вот при коммунистах было…

Заговорщицки переглянувшись, мол, «только мы, ветераны, одни и понимаем, кто были такие настоящие коммунисты», Иннокентий Аполлинарович и Магдалина Иосифовна попрощались, и разошлись по своим делам. Магдалина — дальше подъездное дежурство нести, все сплетни выяснять и новостями делиться, а Иннокентий на работу.

Задержка, ровно на пять минут, тоже была в расписании. В семь тридцать пять простившись со своей соседкой, в семь сорок пять неспешным старческим шагом Иннокентий дошел до метро, в семь пятьдесят сел в поезд, в восемь десять вышел из поезда и в восемь тридцать ровно дошел до неказистого серого ящика, расположенного в одном из промышленных районов Киева. Старая обветшалая коробка с отваливающейся плиткой, какая-то богом забытая контора, которая до сих пор каким-то чудом сводила концы с концами, пока не пришел молодой и влиятельный инвестор, сносить весь этот район и строить элитные жилые дома… По крайней мере именно так думали все, кто проходил рядом, и схожего мнения были сами сотрудники конторы, которые с трудом понимали, что и зачем они делают. Люди пенсионного возраста, отсиживая тут дни и общаясь с таким же, как они, динозаврами прошлой эпохи, получали мизерную зарплату, выполняя даром никому не нужную работу. Тут все друг друга знали, не первый десяток лет бок о бок проработали, так что вахтерша, бабушка лет восьмидесяти, никаких документов не потребовала.

— Добрый день, Анастасия Ивановна…

— Добрый, Иннокентий Аполлинарович. Вы как всегда вовремя, можно часы сверять!

— Да вот вошло в привычку…

Пробормотав обязательные слова, ритуал такой, озаботившись самочувствием, поинтересовавшись внуками, пожаловавшись на молодое поколение, Иннокентий прошел внутрь здания и пошел в свой кабинет.

В отличие от остальных сотрудников, кабинет Иннокентия Аполлинаровича Евстасьева, а именно так звали этого человека, располагался в подвальном помещении, куда очень редко забредали в гости другие сотрудники. Со старой, пятидесятых годов, деревянной дверью, табличкой, на которой уже ничего нельзя разобрать, кабинет Евстасьева был точно такой же, как и у всех остальных сотрудников этой загадочной конторы. Разве что в углу была еще одна дверь, явно в какой-то чулан…

Разложив все свои вещи и изучив бумаги, которое ему каждое утро подносила секретарша Верочка, самая молодая в конторе, ей только-только пятьдесят стукнуло, Иннокентий Аполлинарович закрыл глаза и задумчиво помассировал переносицу.

— Вот черт, что же это такое… — пробормотал он, и голос этот был мало похож на старческое дребезжание. — Никуда не годится… И что с этим теперь прикажите делать? Нелепость… Не может такого быть…

Покачав головой, он еще раз решил перечитать ту бумагу, что лежала перед ним на столе, чтоб убедиться, что глаза его не подводят.

«Моисей передает сердешный привет и самые-самые сердечные пожелания. Скалка прыгала-скакала… В городе бардак. Ассасины лютуют, но мажут, нувориши беспредельничают. Ведьмы вышли на охоту, причем дружными рядами, на что охота — сами не знают. Какое-то кольцо. Отпад: по Киеву бегают эльф с гномом, творят неизвестно что. Гэбисты в шоке, ни во что не врубаются, решили курить в сторонке, иначе начальство их самих в дурку засунет. Новости из-за бугра: сами паникуют, такой чертовщины не припомнят в своей истории, дневным рейсом в Киев прилетает Шотландец. От вампира ни слуху, ни духу. Что делать? Кто виноват? Кому на Руси жить хорошо?»