Баллада о кулаке (сборник)
Шрифт:
«Разбойники! — пронзила юношу страшная догадка, заставив позабыть о боли, терзающей тело. — Живым не отпустят… чтоб донести не смог!»
Рикю и Таро — кряжистые детины, похожие на портовых грузчиков, но одетые побогаче — на миг оставили вожделенную добычу в покое, извлекая из-под одежды припрятанное оружие.
Короткую, окованную железом дубинку с шипами и нож-тесак.
Спектакль жизни близился к финалу.
В отчаянии юноша привстал, огляделся по сторонам — однако поблизости никого не было, кроме безногого нищего, отчаянно ругавшегося самыми черными словами. Увы, нищеброд ничем не мог помочь или помешать, и разбойники, прекрасно понимая это, попросту пропускали мимо ушей брань калеки.
Случайно их взгляды встретились: затравленный — юноши, и горящий гневом — старика нищего. Воздух между двумя парами глаз поплыл, словно над костром, юноша моргнул и увидел: маска.
Маска нопэрапонплавится, течет полузнакомыми чертами.
Ближе.
Еще ближе.
Прилипла, проросла.
…Тряслась земля от грохота тысяч копыт, сталь звенела о сталь, крики ярости и хрипы умирающих вплетались в безумную симфонию битвы, и падали одно за другим знамена южан из дома Кусуноки, но это было там, на холмах, а здесь были только кровь и сталь, сталь и кровь, и Смерть пела свою победную песню, и багровый туман боевого безумия рвался наружу из горящих глаз, из раскрытого в крике рта, плескал с окровавленного острия дедовского меча, щедро даруя гибель направо и налево…
Тело откликнулось само: волчком крутнувшись по земле, уходя от нацеленной в голову шипастой смерти, подсекая щиколотки убийцы.
— Вот это — другой разговор! Так куда интереснее, молодой ты мой господинчик! Посмотрим, как ты сыграешь свою последнюю роль!.. Сейчас будет совсем интересно…
Человек с лишаем вновь оказался рядом. Меч он доставать не стал: много чести для молокососа-актеришки! Костлявые пальцы мертвой хваткой, клешней бешеного краба вцепились в глотку, грозя сломать кадык, силой и болью подымая юношу на ноги.
Сейчас.
Сейчас…
Кажется, в последний момент он все же понял свой промах, этот гордый князь ночных трущоб, — но знамена южан еще падали в грязь, и Смерть плясала в душе Мотоеси. Присвистнул радостно короткий меч, меняя владельца, мертвая отныне кисть так и осталась висеть на горле юноши, забыв разжать пальцы; обратный взмах — и под ухом у человека с лишаем нехотя распахнулась багровая щель.
Сейчас… о, сейчас!..
Кровь хлещет Мотоеси в лицо, кровь ударяет в голову, и юноша уже сам не понимает: что за багровая пелена застилает взгляд? снаружи она или изнутри? Страшная, животная ярость выплескивается наружу нутряным ревом, и молодое сильное тело актера вдруг начинает жить своей жизнью, жизнью, имя которой — Смерть!
Идзаса-сэнсей был бы доволен, увидь он сейчас своего ученика.
Обладатель шипастой дубинки успел замахнуться всего разок, чтобы ткнуться носом в землю, вываливая наружу небогатое содержимое черепа.
Второй грабитель, закрываясь тесаком, попятился, споткнулся о труп предводителя — и, не удержавшись на ногах, упал прямо в объятия безногого калеки.
На миг лицо нищего отразило дикую радость — столь похожую на ярость, пылающую в глазах юноши, что их можно было спутать. Руки калеки сплелись, расплелись, коротко хрустнули позвонки; и вот уже нищий отпускает безжизненное тело, давая ему сползти наземь.
— Прости, молодой господин, что не дал тебе самому отправить в преисподнюю этого мерзавца… — Старик попытался согнуть спину в поклоне, но все равно было видно: между морщинами бродит кругами, то показываясь на миг, то вновь прячась, хитрая улыбка. — Жаль, четвертый убежал. Он в конце переулка стоял, на страже. Тоже из этих…
Но Мотоеси не слушал.
Не смотрел.
Глубоко внутри медленно таяла, растворялась в безликости маска гневного воина, бедного, но гордого самурая — чьи сюзерены постыдно проиграли битву при Ити-но и которому пришлось переступить через свою гордость: отказавшись вспороть живот, он, безногий калека, остался жить, зарабатывая подаянием на жизнь своей молодой жене и ребенку.
Тридцать лет назад… да, господа мои, время-времечко!..
Схватив за ремень сумки, юноша бегом припустил в сторону дома.
6
А тем временем старый нищий, деловито обыскав убитых и в итоге значительно обогатившись, поспешно катил прочь на своей тележке, отталкиваясь от земли двумя деревяшками с отполированными до блеска рукоятками…
IX. По образу и подобию. Дмитрий
На экзотические издания нам везет.
Нет, сейчас-то мы издаемся и в банальной Москве-столице, моей Москве (или уже «не моей»?!), и в родном полустольном граде Харькове, и в Каунасе, на неудобопонятном литовском — но первую-то авторскую книгу, крылатую ласточку нашей весны, выпустили… в Барнауле! Вернее, отпечатали в барнаульской типографии, а договор мы подписывали с новосибирцами. Директор издательства оказался обаятельнейшим человеком, книгу издал в рекордно короткий срок (никто из коллег не верил!) — через три недели после того, как получил дискету с текстом! И с гонораром задержек не было. Мы витали в облаках, лобызаясь с ангельскими чинами, — книга, первая, горяченькая!
Но вот авторские экземпляры получать…
Экземпляры нам переслали с поездом. Приди на вокзал да забери у проводника, делов-то! Если не учитывать печальное обстоятельство: через Новосибирск к нам ходит один-единственный владивостокский пассажирский. И прибывает он в Харьков без двадцати час. Ночи, разумеется.
Когда не опаздывает, а опаздывает он всегда.
Помню, расторопные новосибирцы-барнаульцы вскоре за первой вторую книгу выпустили, а там и третью… И на экземплярчики не скупились, по два-три раза присылали, с барского плеча. В общем, мотаться на вокзал по ночам у нас с Олегом стало чуть ли не привычкой.
На этот раз сибиряки порадовали нас публикацией в альманахе: статья местного критика, из всех русских слов предпочитающего два — «постмодернизм» и еще почему-то «тусовка», — далее следовало интервью с нами, любимыми, вверху красовалось цветное фото (на нем мы, любимые, с женами и приятелем-коллегой сидим в одесском кафе, окаменев улыбками); и тут же — наша повесть, если верить анонсу, «написанная специально для этого издания». (Всем этим мы уже успели полюбоваться «виртуально» — спасибо Интернету!) Заодно к альманаху прилагались два старых рассказа, с горем пополам переизданных в сборнике фантастики «За хребтом Урала». (Теперь собратья по перу как пить дать «захребетниками» дразниться станут!) В результате пришлось вспоминать времена двухлетней давности (давненько мы владивостокский поезд не встречали!) — и снова на ночь глядя тащиться на вокзал. Ничего, завтра устроим себе выходной, отоспимся…