Баллада о кулаке (сборник)
Шрифт:
Осторожно!
Не смотри раньше времени!
И вот наконец — в чердачном сумраке неяркий блеск освобожденной глубины. Кусочек другого мира. Ты осторожно заглядываешь туда, за грань. Кого покажет тебе зеркало, за долгие годы молчания разучившееся врать?..
Стоп.
Не сейчас.
Когда Олег оказывается рядом, я выдыхаю ему в ухо:
— Ты что задумал, камикадзе?!
— Нопэрапон, — вот и все, что произносит он в ответ, передавая мне очки.
Олег
Деревья были далеко. Очень далеко. За тысячи, миллионы пространств отсюда, на самом краю поляны, они закружились туманным хороводом, отрезая «здесь» от «там».
Время кружиться отказалось наотрез.
Осталось прежним.
О таком хорошо писать, развалясь в кресле и лениво стуча по клавишам ( скрипя гусиным пером?..), прихлебывая кофе ( двойной? без сахара?!), наугад переодевая героев, будто похмельный костюмер, в пятнистый камуфляж или тряпье давно минувших дней. Растягивать время новехоньким презервативом, превращая секунды в минуты — нет, лучше в часы, лучше в дни, недели! Пускать героя в перемотке ускоренной (а на самом деле не героя — себя, сопливую мечту о неуязвимости, мечту хилого мальчишки, сто раз битого во дворе прыщавыми врагами народа!)… да, героя на ускорение, а врагов, мерзких злыдней, — этих на «паузу», сладострастно причмокивая от предвкушения справедливости…
О, как много можно сотворить со временем, по собственной прихоти расставляя на доске чудо-шашки, сплошь белые и пушистые… шашки наголо!
Не знаю.
Не пробовал.
Хвала моему плохому зрению! Хвала стулу, подсунутому одним сукиным сыном на татами, когда некий молоденький придурок (узнаете? а в профиль?!)летел через другого молоденького придурка головой вперед, потешая весь зал! Трижды хвала, ибо с тех пор близорукие глаза разучились шарить по сторонам, рыская глупыми щенятами; а там, ближе, они и вовсе-то не понадобятся в обычном, обыденном смысле. Взгляд размазывается, теряя резкость, отказываясь видеть в упор даже Монаха метрах в трех от меня — так, сизое пятно с руками-ногами, и от пятна веет опасностью и страхом.
Для опасности далековато, для страха в самый раз.
Чей это страх: мой? его? людей, молчаливо сгрудившихся у подстилки с забытой едой?
Не знаю.
Зато я знаю, чем закончится история несчастного японца, на свою беду встретившего нопэрапон. Дело за малым: вернуться домой, переговорить с Димычем, отсекая лишнее, и уехать… уехать… Дело за малым.
Вот он, малый, стоит напротив, по колено в опасности и страхе.
Горе тем, кто соблазнит малых сих!.. Горе! Это не Володька Монахов, это мишень с мордой лживого тигра в центре, это воплощенный лозунг: «Ваша задача — выжить!»Ложь?.. Нет, здесь и сейчас — правда! Мы выживем, Монах, мы, честное слово, выживем, только для этого придется потерпеть, стиснув зубы, и тебе, и мне… обоим.
Концентрические круги плывут, съедая тигриную морду… тигр, о тигр, светло горящий!..
Мишень превращается в зеркало.
Одинокая луна отражается в сотнях потоков; свет луны не разделен на множество призраков, это рябь на воде искажает сияние, дробя его на осколки. Убери воду — свет останется; ручей, озеро или крохотная лужица — свет останется, останется и отражение.
Луна смеется.
Утром, в нескольких километрах от железной дороги, по уши в реальности, разучившейся удивляться, — луна по-прежнему смеется.
Дмитрий
… Нопэрапон! Ну конечно же! Я почти дошел до этого сам, когда глядел на раскрытый трактат Дзэами. Приросшая маска, ставшая лицом. И сорвать эту маску, освободиться от нее человек способен только сам, сам — можно помочь ему переступить порог, но перевести под руки нельзя!
Вот только помощь эта… Все равно что вывинчивать запал из гранаты, разогревая его в пламени паяльной лампы! Но запал примерз намертво, и, кроме паяльной лампы, под рукой ничего нет, а вывинтить его надо обязательно, потому что к кольцу привязана проволочная растяжка, и кто-то вот-вот зацепит ее, дернет неминуемую смерть…
Я смотрел на Монаха с Олегом, застывших друг напротив друга, и мне было страшно.
За обоих.
Остальные тоже сидели тихо — казалось, даже не дышали.
Время насмешек кончилось.
И время разговоров кончилось.
А то время, которое осталось, облепило двух неподвижных людей вязким студнем — и никак не хотело отпускать.
Я видел, что Монаху тоже страшно. Что он боится самого себя — не дай бог, повторится история с покойным Дагласом Деджем.
Но отступить, отказаться он не мог! Не мог! — доведенный до последнего рубежа на поводке из насмешек! Плевать, что ноги плохо слушаются, скрипят ржавые шарниры суставов, а дыхание сипло вырывается из горла, как после бессмысленной погони за подлым трамваем! Это все — мелочи. Ерунда. Чушь собачья. А правда иная: «Комплект высылается наложенным платежом в сумме 69.00 гривен (с учетом почтовых расходов). Поверьте, это очень небольшая цена за то, что содержится в комплекте! Оплата производится по получении на почте…»Это очень, очень небольшая цена, это волшебная палочка на халяву! Один попавший в цель удар — и все! Или проще: один удар, попавший в обладателя заветного мастерства (отобрать хотите, сволочи?.. Не выйдет!), один-единственный тычок-толчок, и — сломанные пальцы или запястье! Ты этого хочешь, сэнсей? Ты не веришь мне? Тогда ударь — и убедись сам! Я не пойду вперед, я боюсь, что убью тебя. Я правда боюсь… я не доучился до конца. Ударь меня сам, сломай себе руку и убедись наконец!
Ну же?!
Олег как бы нехотя смещается чуть правее, еще правее, заставляя Монаха повернуться, нервно переступив с ноги на ногу, — и тут же, словно передумав, возвращается обратно.
Вот только на этом обратном шаге он незаметно (для Монаха незаметно, а мы-то со стороны все отлично видим!) оказывается на шаг ближе к своему… противнику? партнеру? ученику?
Кому?!
…Я уже, кажется, догадался, чтозадумал Олег.
…Я только все еще не могу понять, какон собирается это сделать.
Еще шаг влево — и снова едва заметное глазу приближение.
Взрыв!
Что я всегда любил наблюдать — это как мой соавтор работает ногами. Вот и сейчас: высокий, сильный удар в подбородок останавливается буквально в сантиметре от лица Монаха, успевшего лишь обалдело моргнуть, — и Олег снова вне зоны досягаемости. Физиономия у Монаха вся в песке, он начинает обиженно отряхиваться; раздражение в нем клокочет напропалую, но страх — страх убить, покалечить — удерживает на месте. Нет, он все-таки неплохой мужик, Володька Монахов, и его надо спасать. Что Олег сейчас и пытается сделать. Жаль, я ничем не могу ему помочь. Сейчас я могу только сидеть и смотреть, в десятый раз стуча по машинально подобранной деревяшке: пусть все обойдется, пусть…
— За дистанцией следи. — Тон у Олега уже совсем другой, отнюдь не насмешливо-скептический. Сейчас перед ним — его ученик. Ученику следует указать на ошибку, чтоб тот обратил на нее внимание и больше не повторял.
Кажется, до меня начинает доходить — как.
Монах машинально кивает, и тут же в ответ получает нагоняй:
— Не стой столбом! Работай!
— На соревнованиях ему бы уже штрафное очко за пассивность влепили, — тихонько бормочет Шемет.