Баллады о Боре-Робингуде: Паладины и сарацины
Шрифт:
133
За дверью, однако, обнаруживается принц — в довольно нелепом парадном мундире с галунами и аксельбантами.
— Я только что из столицы, мистер Александер: вся королевская семья, в полном составе, выражала благодарность американскому народу в лице посла за те спасенные «Боинги» — ордена, все дела… Так вот, шеф посольской резидентуры ЦРУ подтвердил за коктейлем, что предшествующий запрос о вашей выдаче был недоразумением. Так что живите спокойно — за пределами Штатов,
— О-кей. Вы сами-то — как? Обошлось?
— Терпимо. Пару-тройку месяцев, пока всё не порастет быльем, безвыездно побуду в именьи . Потом — в ссылку, куда-нибудь послом. Я, наверное, выберу Англию: ностальгия, знаете ли… оксфордская юность.
— Мне как-то ближе Кембридж…
— Ничуть в том не сомневаюсь, мистер Александер!
— О нет, совсем не то, что вы подумали!..
Экс-разведчики обмениваются печальными усмешками.
— Значит, теперь в Европу, мистер Александер?
— Да. Швейцарские клиники — может, чего выйдет…
— Мы вас отвезем — по своим каналам; береженого, знаете ли… Что-нибудь еще — можно для вас сделать?
— Наши погибшие…
— Всё уже сделано. Ракетчику, Николасу, мы предлагали виллу с полным пансионом в любом уголке мира, но он отчего-то желает домой, в Россию. Гарантии безопасности для него мы выговорили, но…
— Взрослый, чай, — своя голова на плечах.
— Вот и мы так решили… Ладно, это всё про них. А — про вас? Королевский дом Саудовской Аравии вам, прямо скажем, задолжал — неоплатно. Просите, чего душе угодно — как в арабской сказке!
— Как в сказке? — хмыкает Подполковник. — А ведь, пожалуй что, и попрошу!.. Или — сами догадаетесь?
— Кажется, уже догадался… К вашему отлету будет сделано.
134
Солнце — шляпка подосиновика, прорастающего сквозь темную прель горизонта; боковой свет мигом разукрасил барханную рябь скособоченными найковскими галочками. Вытянутые рассветные тени косо линуют заиндевелый бетон дорожки: холодрыга.
На взлетной полосе прогревает двигатели небольшой самолет, чуть поодаль — мерзнет группа провожающих энд отъезжающих. Собственно говоря, провожающий тут всего один — принц Турки аль-Фейсал; очень бледная и очень решительная Гюльчетай (джинсы-кроссовки и спортивная куртка, успешно скрадывающая кой-какие выпуклости явно неэротической природы), как оказалось, тоже отправляется в путь: «Это ваша охрана, мистер Александер — „подарок за счет заведения“. С возложением на нее обязанностей младшего медперсонала».
Последнее, между прочим, точно нелишне: Ванюша-то путешествует на каталке с капельницами, а забинтованный до состояния мумии Робингуд — в кресле-коляске; Николай, с рукой в решетчатом контейнере, идет сам — но и только, носильщик из него никакой.
— Слышь, — окликает ракетчика Подполковник, — до Швейцарии нам так и так добираться вместе. Может, там и долечишься — вникни?
— Не, — качает головой тот, — я сразу домой двину. А то сеструха в трубку ревьми ревет — пока, говорит, целым не увижу, не поверю!
— Ну,
Когда настает пора прощальных рукопожатий, принц протягивает Подполковнику сверток из крафт-бумаги, небрежно перехваченный крест-накрест скотчем:
— Здесь два кило, мистер Александер, на первое время хватит. Я угадал?
— Конечно. Надеюсь, королевскому дому не придется из-за этого переходить на «Нескафе»?
— Переживем. Кстати, можно возродить одну добрую традицию: как-то раз, в разгар Второй Мировой войны, Сталин распорядился ежемесячно посылать в подарок Черчиллю ящик армянского коньяка, полюбившегося тому во время визита в Россию, и посылки те потом приходили «Бульдогу» неукоснительно, до конца жизни — невзирая на Фултонскую речь, холодную войну, отставку и прочие превратности…
— Благодарю вас, принц. Я, пожалуй, воспользуюсь вашей щедростью — как только мы с друзьями определимся с местопребыванием, я дам вам знать.
— Сделайте одолжение! Что-нибудь еще?
— Да. Нам надо сделать один звонок, и мы хотели бы воспользоваться вашим — именно вашим! — спутниковым телефоном.
— Пожалуйста.
Подполковник набирает номер и вкладывает трубку в протянувшуюся руку Робингуда. По прошествии нескольких мгновений звук зуммера в наушнике обрывается, и возникает негромкий бесстрастный голос:
— Вульфсон здесь.
135
Марк Вульфсон — в своем кабинете. Что-то неуловимо поменялось в здешней обстановке, отчего возникает физически ощутимое, как прикосновение к паутине, впечатление распада. На протяжении всего разговора остановившийся взгляд бывшего шефа Штази не отрывается от старой-престарой черно-белой фотографии в алюминиевой рамке: трое юношей в курточках-юнгштурмовках с распахнутым воротом на ступеньках Библиотеки имени Ленина; славные такие ребята, идеалисты и романтики — стальные руки крылья и вместо сердца пламенный мотор…
— …Да, я понял, кто звонит. Ты как — ждешь поздравлений по случаю победы? Ах, не ждешь… и правильно — не дождешься. С победой тебя пусть поздравляют наши здешние евробюргеры. Те самые, что сперва пальцем не шевельнули, чтоб попытаться преградить дорогу Гитлеру, потом вылизывали задницу советским наместникам, а теперь вот готовы своими руками надеть на собственных дочерей паранджу — ЛИШЬ БЫ ТОЛЬКО ИХ НЕ ТРОГАЛИ…
136
Наглухо забинтованное лицо Робигуда:
— Да, помнится, мы такое уже слыхали: «Этот народ оказался недостоин своего фюрера и своей исторической миссии — так зачем ему жить!»
А теперь слушай сюда, ты, полоумный коминтерновский выблядок!
Я — сам уж не знаю, почему — очень не люблю тех, кто затевает Мировую войну, а для почина превращает в радиоактивный пар полмиллиона людей, решительно ни в чем не виноватых. И уж, по любому, я вам не простецкий парень из тех, что позволили некогда обрядить себя в чужую форму, а потом нашпиговать свинцом — в том городишке, Глейвице.