Бальмонт
Шрифт:
В письме поэтессе Людмиле Николаевне Вилькиной Бальмонт признавался: «Меня интересуют только женские души». Иногда он объяснял это тем, что женской души ему не хватало с детства: у него было шесть братьев и ни одной сестры. Поэтому некоторых женщин, с кем, помимо ушедшего «романа», его связывала душевная или творческая близость, он называл словом «сестра» и продолжал с ними дружить. Женские души Бальмонт считал более тонкими, отзывчивыми, мягкими, и в нем самом некоторые современники находили эти качества. Например, Брюсов считал, что лично в нем говорит мужское начало, а в Бальмонте — женское. О «женской душе» Бальмонта писал П. Флоренский, ее находили в поэте и многие другие.
В главе «Отношение к женщинам» своих мемуаров Е. А. Андреева-Бальмонт довольно подробно рассказывает о «романах» мужа и своем восприятии их.
Двадцать третьего июля 1902 года Бальмонт вернулся в Оксфорд, занимался Шелли, читал книги об Испании и Индии, правил первые корректурные листы своего нового сборника «Будем как Солнце». Но чувствовал себя одиноко. «Здесь я один, как в башне», — жаловался он в письме Брюсову. Поэтому в начале сентября, когда работы по Шелли были завершены, Бальмонт переехал в Париж. Там посещал Национальную библиотеку, вычитывал присылаемые из России корректуры, но по-прежнему тосковал в одиночестве. О своем настроении Бальмонт писал Брюсову: «Я первые дни несколько раз ходил один ночью над Сеной, и мне так хотелось броситься в нее». Чтобы рассеять мрачное настроение, он пригласил приехать в Париж из Норвегии Дагни Кристенсен.
Начало их знакомства установить трудно, но известно, что в 1900 году в Петербурге Бальмонт с ней встречался. Журналистка и поэтесса, Дагни Кристенсен работала в Петербурге корреспондентом одной из норвежских газет. Любовь к Скандинавии, занятия норвежским языком, литературой (Ибсен, Бьёрнсон, Гамсун) были началом их сближения, переросшего в любовные отношения, без каких-либо дальних планов с обеих сторон. В Париж она приехала по первому зову. Ей в книге «Будем как Солнце» посвящен «Трилистник» (стихотворения «Из рода королей», «В моем саду», «Солнце удалилось»).
О парижской встрече с Дагни поэт написал В. С. Миролюбову: «Помните ли Вы одну ночь, когда мы бродили с Вами по улицам и я рассказывал Вам о той норвежской девушке, которая приезжала ко мне в Петербург? С тех пор прошло два года, и она сейчас со мной здесь. Несколько недель мы были в сказке, теперь мечта кончается нежно и легко, как тает облако, чтобы возникнуть снова — где? — оно не знает. А люблю я все-таки ту, которая целые годы не перестает быть Беатриче. И, помня свою любовь к ней, я всех люблю и всё».
Кто Беатриче — ясно: это Катя, Екатерина Алексеевна. Дагни Кристенсен, как и многие другие из «романных» героинь Бальмонта, не была ей соперницей. Но Бальмонт ошибался, считая, что соперниц ей не будет…
Той же осенью в Париже Бальмонт обрел большого, настоящего друга в лице поэта и художника Максимилиана Александровича Волошина, влюбленного во французскую поэзию и живопись. В прошлом студент-юрист, исключенный из Московского университета за участие в студенческих беспорядках, он увлеченно постигал европейскую культуру. Во Франции появился после путешествия по Италии, Испании, где посетил музеи Флоренции, Рима, Мадрида; в Париже в 1900-е годы сошелся с кругом художницы Е. С. Кругликовой и писательницы А. В. Гольштейн. Дружбе с Бальмонтом не помешали ни резкая критика его перевода драм Гауптмана (Русская мысль. 1901. № 5), ни разница в возрасте (Волошин десятью годами младше), ни различные приемы поэтического творчества: Бальмонт ориентировался на музыкальное звучание слова, Волошин — на живописную изобразительность. Их объединяли широкая образованность, новое мировосприятие и поиск новых форм творчества. Волошин в это время был близок к символистскому направлению. Бальмонта он относил к числу тех поэтов, у которых он «учился владеть стихом». Тогда же, еще до своего отъезда из Парижа, Бальмонт рекомендовал Волошина Брюсову: «Податель сего письма, Макс Волошин, да внидет в дом Ваш, приветствуемый и сопровождаемый моей тенью». Познакомившись с Брюсовым, Волошин стал деятельным автором символистских изданий, а с выходом журнала «Весы» регулярно публиковал в нем свои статьи о литературной и художественной жизни Франции.
Дружба с Волошиным, в свою очередь, обогащала и Бальмонта. Об этом со всей определенностью рассказывает в воспоминаниях о Волошине Екатерина Алексеевна: «Имя Макса Волошина я впервые услышала от Бальмонта. Он писал мне из Парижа осенью 1902 года, что познакомился в Латинском квартале (кажется, на одной из своих лекций) с талантливым художником М. Волошиным, который „и стихи пишет“. В каждом письме похвалы ему возрастали <…>. Он писал, что они часто бывают вместе, бродят по городу. Макс показывает ему уголки старого Парижа, доселе ему неизвестные. Писал, что разница возрастов и вкусов — Макс принадлежал латинской культуре, изучал французских живописцев и поэтов, а Бальмонт был погружен в английскую поэзию <…> — не мешала их сближению. К сожалению, я не могу привести подлинных слов Бальмонта из его писем, слов нежных и восхищенных о Максе, письма эти погибли в нашей парижской квартире во время войны 1914 года».
Надо заметить, что по характеру, темпераменту поэты были прямо противоположны друг другу: взрывной, подверженный «отпадениям» Бальмонт — и уравновешенный вечный примиритель Волошин. Как уже говорилось, он никогда не оставлял Бальмонта в его тяжелые периоды «отпадения», несмотря на коробящие других поступки «стихийного гения». И Бальмонт ценил Волошина, недаром писал ему через много лет, 14 февраля 1914 года: «Ты один из тех 3-х или 4-х мужчин, которых люблю по-братски».
Дружба с Волошиным отвлекала Бальмонта от мрачных настроений в Париже. Вместе с ним он бывал на лекциях, концертах, выставках, посещал мастерскую Е. С. Кругликовой. Там Бальмонт познакомился с молодым художником Фидусом (Гуго Хеппенер), который предложил ему бесплатно оформить обложку книги «Будем как Солнце». Издательство «Скорпион» на это согласилось, а сам автор принял лишь пятый вариант оформления книги. Ее корректура по-прежнему посылалась в Париж отдельными листками, поэт над ними работал. В декабре 1902 года он получил тревожный сигнал о задержке книги Московским цензурным комитетом и в связи с этим писал Брюсову: «Спасите мою книгу. В ней <…> верно <…> вырежут много страниц». Основные цензурные перипетии развернутся уже в следующем году, и выход книги задержится до начала июня.
В Париже в начале XX века жила довольно большая русская колония: политические эмигранты, художники, писатели, публицисты, ученые, студенты. Одни обосновывались на долгий срок, другие — на время. Слава поэта уже дошла до Парижа. Бальмонта приглашали на концерты с чтением стихов. Предложили читать лекции на выбранные им темы в Русском университете, или Вольной школе социальных наук, основанной в ноябре 1901 года. Бальмонт остановился на темах, близких ему: «Чувство личности в поэзии» и о Шелли. Первую лекцию, судя по письму Брюсову, он прочел 7 ноября, вторую — 4 января 1903 года.
Первая лекция была посвящена драматической поэзии Англии и Испании XVI–XVII веков. В качестве материала Бальмонт избрал драмы писателей елизаветинских времен — Шекспира, Марло, Флетчера, Форда и произведения золотого века испанской литературы — Сервантеса, Лопе де Вега, Тирсо де Молина, Кальдерона и др. Их содержание рассматривалось по отношению к любви, в ней чувство личности, по Бальмонту, проявляется наиболее ярко и сильно. Отстаивание чувства личности героями эпохи Возрождения, «знавшими высокое и низкое», должно стать примером современникам других времен. В таком, показательном для взглядов поэта, ключе осмысливалась тема лекции. В форме статьи лекция была опубликована в альманахе «Северные цветы» 1903 года. Главный ее тезис выражал и суть книги символов «Будем как Солнце». «Есть только один вопрос, — утверждал Бальмонт, — имеющий безусловное значение для человека: должен ли он видеть в себе средство или цель, должен ли он видеть в себе орудие чьей-то воли или, отрешившись от подчиненности, желать свободы во что бы то ни стало, считать каждый миг своим и единственным, быть как цветок, который расцветает, отцветает и не возобновится. Быть рабом или быть властелином. Быть невольником или повелителем той зеленой звезды, на которой мы живем и которая зовется Землей».
Лекция «Чувство личности в поэзии» связана в жизни Бальмонта с происшествием, которое закончилось его двухдневным заключением в парижской тюрьме предварительного заключения Консьержери.
Ах, черт французов побери: Я побывал в Консьержери —так в стихах, начинающихся шутливо, описал Бальмонт это совсем нешуточное происшествие. В результате недоразумения поэта, возвращающегося с лекции в возбужденном состоянии, обвинили в неуважении к полиции, заключили под стражу, а на суде приговорили к солидному штрафу.