Бальмонт
Шрифт:
Бальмонт выехал в Штеттин 31 июля и вскоре через Берлин прибыл в Париж. В эмигрантском дневнике Ивана Бунина за 15 августа 1920 года есть короткая запись: «Приехал Бальмонт». Поселился Бальмонт в том же доме, где жили Бунин и Алексей Толстой, — на улице Рейнуар. 22 августа состоялась встреча русских эмигрантов в квартире Бунина, где присутствовали А. Куприн, А. Толстой, бывший секретарь «Аполлона» Е. Зноско-Боровский. Об этом есть запись в дневнике Веры Николаевны Муромцевой-Буниной: «Бальмонт бледен, одутловат. Он очень деликатно передал мне о смерти Севы (брата Веры Николаевны. — П. К., Н. М.)».О чем могли говорить писатели во время встречи? Бальмонт с горечью рассказывал о покинутой России, Бунин, Куприн и другие, уже
Бальмонт очень скоро почувствовал разницу между своей эмиграцией в 1906–1913 годах и теперешней. Тогда он был популярен, желанен в газетах, журналах, издательствах, много печатался и издавался, на руках был крепкий конвертируемый российский рубль, и поэт мог жить в достатке, даже совершил длительное, дорогостоящее путешествие почти вокруг света. Царская Россия, в которой не было свободы слова, охотно печатала поэта-эмигранта. Теперь между ним и родной страной возникла непроходимая стена. В 1921 году в издательстве М. и С. Сабашниковых еще вышел составленный поэтом изборник «Солнечная пряжа», в 1922 году в издательстве «Задруга» — «Поэзия как волшебство», а в Госиздате — книга переводов из Уитмена и «Песня рабочего молота». Затем имя Бальмонта стало сопровождаться определением «белоэмигрант» со всеми вытекающими из этого последствиями. Более всего он страдал из-за того, что потерял русского читателя.
Был ли Бальмонт «белоэмигрантом»? Он никак не был связан с «белыми» в годы Гражданской войны. В эмиграции он не примыкал ни к каким политическим группировкам и партиям. «Мне с партийными группами делать нечего, каковы бы они не были», — говорил поэт. Он не был политиком, он оставался свободным художником и свою человеческую и общественную позицию выражал прямо. Как многие русские люди, оказавшиеся после революции за рубежом (а их было от двух до трех миллионов по общим подсчетам), Бальмонт скорее чувствовал себя изгнанником, нежели эмигрантом.
Источников существования, кроме литературного труда, у Бальмонта не было. С первых дней во Франции приходилось думать о том, чтобы что-то напечатать или издать. Он стал публиковаться в парижских эмигрантских газетах, особенно часто в популярных «Последних новостях», издававшихся историком, политиком, кратковременным министром иностранных дел Временного правительства Павлом Николаевичем Милюковым. В журнале «Современные записки» поэт печатался с первого номера (ноябрь 1920 года) — там появился очерк «Мысли о творчестве», по его протекции опубликовали стихи Марины Цветаевой, привезенные им, а в седьмом номере вышла его статья о Цветаевой, в которой ей дана такая характеристика: «Наряду с Анной Ахматовой Марина Цветаева занимает в данное время первенствующее место среди русских поэтесс. Ее своеобразный стих, полная внутренняя свобода, лирическая сила, неподдельная искренность и настоящая женственность настроений — качества, никогда ей не изменяющие». В 1921 году в издательстве «Русская земля» Бальмонту удалось выпустить поэтическую книгу «Дар земле», а в издательстве Я. Поволоцкого — сборник избранных стихов «Светлый час» (серия «Миниатюрная библиотека»). Гонорар за эти книги и оставшиеся командировочные деньги на первых порах обеспечивали существование.
Стихи, составившие сборник «Дар земле», были написаны в основном в Москве — в него вошли стихотворения из «Перстня», неизданной книги «Тропинки огня» и некоторые тексты из «Семи поэм». Эта книга должна была выйти в московском издательстве в конце января 1920 года (о чем Бальмонт сообщал Е. А. Андреевой в письме от 27 декабря 1919 года), но вышла уже в Париже. В контексте бальмонтовской эмигрантской лирики «Дар земле» рассматривать нельзя, однако уже заявлена тема, которая отныне станет для поэта главной, — Россия. В программном втором стихотворении книги как заклинание повторяются слова:
Так не меняй предназначенья, — БудьВ «Даре земле» начинается и метафизическое осмысление пролитой крови в революционных мятежах:
Бойтесь, убившие! Честь убиенным! Смена в станке есть бессменном. Кровь возвратится. Луна возродится. Мстителю месть отомстится.Заметно усиливается в сборнике автобиографическое начало лирики Бальмонта. В венке сонетов «Имена» поэт создает символизированные «портреты» любимых женщин:
Алее ягод барбариса, Сгустилась раной греза вновь, Когда весенняя Лариса Вонзила в сердце мне любовь. Красней, чем горькая калина, И слаще меда, и светла, Вся в брызгах молний, Катерина Судьбою в сердце мне вошла. Вещуньей сказок, снов и плена, Свивая душу в пелену, Возникла лунная Елена, И до сих пор веду войну…Одно из последних стихотворений сборника, очевидно, написанное уже в Париже, «Примиренье», целиком приводит в своих эмигрантских воспоминаниях «На берегах Сены» Ирина Одоевцева как стихи о России, которые особенно «трогали и волновали»:
От тебя труднейшую обиду Принял я, родимая страна, И о том пропел я панихиду, Чем всегда в душе была весна. Слово этой пытки повторю ли? Боль была. Я боль в себе храню. Но в набатном бешенстве и гуле Всё, не дрогнув, отдал я огню. Слава жизни. Есть прорывы злого. Долгие страницы слепоты. Но нельзя отречься от родного, Светишь мне, Россия, только ты.Последняя строка может служить эпиграфом ко всей эмигрантской лирике поэта.
Бальмонт старался изыскать и другие возможности заработка, хлопотал о переиздании своих книг в русских издательствах Берлина, который в начале 1920-х годов был литературным центром русской эмиграции. Там в издании Сергея Эфрона, мужа Марины Цветаевой, вышли «Сонеты Солнца, Меда и Луны» (1921), в издательстве «Слово» — переводы поэта «Из мировой поэзии» (1921); через год это же издательство выпустило «Зовы древности». В Берлине в эти годы выходило много русских журналов, газет, и свои произведения, главным образом стихи, Бальмонт публиковал в журналах «Сполохи», «Жар-птица», альманахе «Грани», газетах «Дни» (издатель А. Ф. Керенский), «Руль», «Голос России» и др. Однако гонорары везде были мизерные.
В декабре 1920 года Бальмонт обратился к профессору Евгению Александровичу Ляцкому. Его, литературоведа, фольклориста, этнографа, не чуждавшегося журналистики, поэт знал еще с начала 1900-х годов. В 1917-м Ляцкий находился в Финляндии, откуда переехал в Швецию и основал в Стокгольме издательство «Северные огни», выпускавшее русскую классику. 15 декабря 1920 года Бальмонт писал ему: «Вы красиво издаете книги, и если „Северным огням“ интересно, я был бы рад увидеть в Вашем издании несколько своих книг. Я послал Вам сегодня для начала книгу избранных своих стихов „Гамаюн“, где я собрал из своих томов те стихи, которые близки славянскому сознанию».