Балтийский ястреб
Шрифт:
— Напрасно вы так, — поспешил успокоить командира Брылкин, — обратите внимание, что в строю союзников большие прорехи. Наверняка стоявшие там корабли уже на дне!
— Вы думаете? — хмыкнул капитан-лейтенант, понявший, что от волнения стал говорить вслух.
— Уверен. К тому же видите, как дымится вон тот фрегат?
— Может, разводят пары?
— Может и так. Но не на корме же!
— Вперед! — велел повеселевший начальник.
Связи в такой темноте нет и быть не могло, поэтому перед боем он отдал только один приказ. Каждый выбирает себе цель сам, но первым огонь открывает флагман! А дальше,
— Дистанцию не более полукабельтова, — уверенно и спокойно, словно на учениях, отдавал он последние распоряжения артиллеристам. — Целиться в ватерлинию…
Дождавшись, когда по его прикидкам все подчиненные должны были успеть занять места, обычно не демонстрировавший особой набожности Истомин перекрестился и махнул рукой.
Прозвучавший из темноты выстрел оказался для англичан с французами полной неожиданностью. Еще больше их поразило, что следом раздался пусть не слишком стройный, но залп. Приглядевшись, они все же рассмотрели нового противника и попытались открыть ответный огонь, но стоявшие к врагам носом канонерки являли собой слишком небольшую и малозаметную цель.
К тому же бронированный бруствер вполне надежно защищал маленькие корабли и их экипажи от ядер или бомб. Сообразив это после нескольких попаданий, русские канониры стали действовать все более слаженно. Промахнуться с такого расстояния по довольно-таки крупному противнику оказалось непросто, так что почти ни один выстрел не пропал даром!
Пару лет назад, когда новейшие пушки Баумгарта только проходили испытания, их отказались принимать на вооружение по причине чрезмерной мощности. Дескать, выпущенное из них ядро пробивает линейный корабль насквозь… Тогда это посчитали недостатком.
Но сегодня тяжелые 18-килограмовые чугунные бомбы с легкостью пронизывали толстые, набранные из отличного дуба борта и, сметая все на своем пути, неслись дальше, чтобы разорваться во внутренностях корабля. Некоторые из них застревали в угольных бункерах и рвались там. Другие крушили котлы и машины. Калечили матросов и кочегаров.
Хуже всего было, если взрыв происходил на батарейной палубе. Там всегда много пороха из прохудившихся картузов, который легко вспыхивал и грозил перекинуться на целые. Тогда все бросали свои дела и начинали тушить разгоравшийся пожар специальными вымоченными в соленой воде кошмами. Таскали ведрами воду, заливали из них огонь и, уж, конечно, никак не могли вести ответную стрельбу.
Большинство русских кораблей старались держать дистанцию, чтобы не угодить под ответные залпы. Другие по привычке маневрировали, отходя назад для перезарядки и возвращаясь для выстрела. Сам же Истомин настолько увлекся, что подводил своего «Башибузука» почти в упор, и когда волнение заставляло канонерку опускать нос, занявший место наводчика Брылкин всаживал во вражескую корму очередную бомбу.
К несчастью для французов, единственными ретирадными орудиями парусного «Бреслау» были несколько легких пушек на высокоподнятой корме. Ни одна из них не могла опустить свой ствол достаточно низко, чтобы поразить нахальную блоху, раз за разом кусавшую великана. Впрочем, заслуженно славящиеся своим остроумием галлы скоро нашли выход.
Не успел «Башибузук» влепить третью бомбу в аппетитно приподнятый зад противника, как все корму облепили вражеские стрелки и принялись обстреливать низкобортную канонерку из ружей. Сразу несколько артиллеристов упали, обливаясь кровью. Казалось еще немного, и вся прислуга окажется перебитой, но тут в дело вступила очередная новинка.
Лично вставший к картечнице Истомин прошелся длинной очередью вдоль фальшборта по выстроившимся как на парад стрелкам. Не ожидавшие такой подлости франки умерили прыть, а выглянувший из-за бруствера Брылкин успел-таки произвести выстрел. После чего командир счел за благо немного разорвать дистанцию, чтобы дать возможность подчиненным убрать убитых и перевязать раненых.
Тем временем выпущенная ими бомба пробила сначала медную обшивку, затем толстый борт, несколько переборок и, в конце концов, шипя запалом, увязла в стенке крюйт-камеры. Подававшие наверх порох матросы сначала замерли, потом кинулись в надежде потушить, но не успели. Фитиль догорел и четыре фунта черного пороха разнесли чугунную оболочку, вызвав пожар в самом уязвимом месте любого военного корабля. Грянул взрыв, и очередная жертва ночного сражения завалилась набок, после чего стремительно затонула.
На долю прочих «константиновок» такого успеха не досталось. Тем не менее, «Буян» лейтенанта Федорова и «Проказник» Запрудского добились нескольких серьезных повреждений «Royal George», после чего его командир Генри Кондригтон решил не испытывать более судьбу и приказал рубить канаты и ставить паруса, чтобы убраться как можно дальше, не дожидаясь, пока запустят машину.
Из-за его бегства и потопления «Бреслау» в строю союзников образовалась изрядная брешь, куда поспешил проскочить успевший привести свой корабль в порядок Истомин. На стоявшем за ними большом трехдечном корабле царило странное спокойствие. Орудийные порты закрыты, стрелять или поднять паруса никто не пытался, зато верхняя палуба заполнена людьми.
— А ведь это транспорт с десантом, — заметил Истомин.
— И он почти не вооружен! — ахнул Брылкин и бегом кинулся к пушке.
— В одиночку нам его не потопить, — скрипнул зубами командир, оглядываясь на занятые перестрелкой корабли подчиненных.
К счастью, его маневр не остался незамеченным, и скоро к «Башибузуку» присоединился «Хват» Гавришева 2-го. Вдвоем они принялись долбить по переполненному вооруженными людьми кораблю, заодно и стреляя очередями из картечниц по тем, кто пытался вести ответный огонь из ружей и штуцеров.
Каждая бомба, угодившая в «Дюперре» — так назывался этот парусник, приводила к многочисленным жертвам среди его невольных пассажиров. Те, оказавшись в непривычной, да к тому же смертельно опасной для себя ситуации, запаниковали, и скоро импровизированный транспорт превратился в плавучий сумасшедший дом, буйные постояльцы которого вырвались на свободу.
Напрасно офицеры пытались навести среди своих подчиненных порядок. Каждое новое попадание вызывало новый приступ паники. Обезумевшие от страха и всеобщего психоза люди пытались спустить шлюпки или просто прыгали за борт. Другие непонятно зачем карабкались на мачты, но поскольку делать этого не умели, то и дело срывались вниз. Кое-кому «повезло», и они сразу разбивались о борта или палубу. Остальные попадали в бурные волны и, не умея плавать, тонули.