Бальзам на душу
Шрифт:
– Шановни панове не собираются чинить ничого противозаконного? – на всякий случай спросили они. – А то у нас с этим строго. Наркотики, проституция, всякое такое – карается беспощадно!
– Мы путешествуем, – сказала я. – Знакомимся с достопримечательностями. Ничего запрещенного. Только мы не можем найти гостиницу. У вас тут как-то пустовато… Вы первые, кого мы встретили.
Полицейский Микола внимательно посмотрел на меня и внушительно сказал:
– У нас тихо, бо тут, пани, маньяк завелся. Сексуальный. Второй месяц лютуе! Вбывае жинок без жалости! И нияких следов! У нас постоянные дежурства. Треба соблюдать обережность!
Признаться, это сообщение
Не знаю, что думали по этому поводу мои спутники – кажется, сообщение их не слишком взволновало. Маньяк, убивающий женщин, редко вызывает в мужчинах дрожь – в глубине души они понимают, что к ним этот тип не имеет претензий и их эгоистическая натура вполне этим удовлетворяется. Их больше заинтересовали слова полицейского, который, возвращая нам документы, произнес:
– Как полагаешь, Микола? Нехай едуть к пани Шленской?
Напарник согласно кивнул и махнул рукой в сгущающуюся темноту.
– Так мы вас проводим, пане! Езжайте за нами. Пани Шленская усих приймае!
В его словах содержался, кажется, обидный намек на некоторую нашу неполноценность, но нам было уже не до нюансов. Перефразируя слова Шекспира, каждый из нас был готов сейчас отдать полцарства за кровать. Мы дождались, пока полицейские усядутся в свою машину, и потихоньку поехали за ними.
Вскоре нас препроводили в какой-то тихий переулок, густо обсаженный раскидистыми темными деревьями, сквозь ветви которых пробивался неяркий золотистый свет зашторенных окон. Силуэты окружающих домов почти сливались с бархатно-черным небом, на котором неподвижно застыли тысячи крупных немигающих звезд.
Полицейская машина остановилась напротив двухэтажного островерхого дома, по фасаду которого горели все окна. На фоне остальных этот дом производил впечатление почти праздничное и казался гостеприимным. Собственно, так и полагалось ему по штату, потому что этот дом и был гостиницей пани Шленской, о чем нам любезно сообщили полицейские.
Я полагала, что теперь они предоставят нас своей судьбе, но они оказались настолько любезны, что проводили нас до самых дверей и даже провели небольшие переговоры с хозяйкой, убедив ее, что вновь прибывшие постояльцы не представляют большой опасности.
Для нас оказалось неприятной неожиданностью, что, несмотря на свою располагающую внешность, этот уютный отель был заперт на все замки и его хозяйка проявляла нешуточную осторожность, точно находилась в осажденной крепости. Только тут я по-настоящему оценила помощь стражей порядка – еще вопрос, впустила ли бы нас пани Шленская без их рекомендации. Во всяком случае, переговоры через застекленную дверь заняли изрядное время.
Прощаясь, полицейский Микола поднес руку к козырьку и словно бы в оправдание своей подозрительной землячки добродушно заметил:
– Ото ж маньяк, пане! Дюже настращал усих, своей тени шарахаются. Да тильки зараз не беспокойтесь – усе путем будэ!
Мы очень на это надеялись. Но нам нужно было что-то делать с машиной. Поблизости не было ничего похожего на автостоянку.
– Да вы не волнуйтесь! – махнул рукой Микола. – У нас воров немае! Маньяк тильки, щоб ему повылазило!
Мы вполне удовлетворились его заверением и, рассудив, что маньяку без надобности наши инструменты и пожитки, оставили машину
Пани Шленская оказалась довольно приятной на вид женщиной лет пятидесяти, немного полноватой, одетой в строгое черное платье. Глаза у нее были тоже черные, как маслины, с выразительно-грустным и как бы мечтательным взглядом. У нее, видимо, была слабость к золотым украшением, потому что едва ли не все ее пухлые пальчики были унизаны кольцами весьма тонкой работы. С нами она говорила по-русски, смягчая произношение на польский манер, с большими паузами – точно делая в уме перевод каждого слова, – но почти без ошибок. Наше появление не вызвало у нее большой радости. То ли она вообще была не расположена к «москалям», то ли не видела в нас выгодных клиентов. Однако проявила, как мне показалось, максимум заботы, лично проводив каждого в его номер и посвятив в тайны здешнего распорядка. Выяснилось, что к ужину мы уже опоздали – ресторан закрыт и сделать ничего невозможно – с этим здесь было строго. Наверное, хозяйка была страстной противницей ночной жизни. Из-за этого мы не очень расстроились – в первую очередь нам было необходимо выспаться, а еду можно было отложить и до утра.
Судя по тому, что номера нашлись без труда, в городке был не сезон на приезжих. Возможно, здесь и вообще не бывало многолюдно. К чести пани Шленской, в ее заведении был почти идеальный порядок и почти домашняя обстановка – в том случае, конечно, если вы дома привыкли к несколько старомодной обстановке, диванам с гнутыми спинками, пузатыми подушечками и тяжелым бархатным шторам на окнах.
Именно так выглядел мой номер, куда меня проводила молоденькая горничная, поглядывавшая со жгучим любопытством и недоверием, но с трудом объяснявшаяся по-русски. Первым моим ощущением было, будто я попала в какой-то фильм о жизни начала века, и из-за бархатной портьеры вот-вот выйдет загадочный, но безупречный джентльмен во фраке, белой манишке и с парой перчаток в руке.
Но ничего такого, конечно, не произошло, и, распаковав свой багаж, я немедленно отправилась в ванную. Здесь тоже все было оборудовано со старомодной основательностью, будто век пластмассы и легких сплавов даже не заглядывал сюда – антикварная ванна из чугуна, с какими-то затейливыми завитушками по краям, настенное зеркало в потемневшей бронзовой раме, полочки из толстого зеленоватого стекла. Правда, моя юная робкая проводница успела укомплектовать ванную набором моющих средств в модных ярких упаковках и повесить вполне современные полотенца довольно легкомысленных расцветок, что несколько примирило меня с торжественной чопорностью моих апартаментов.
После ванной мне неожиданно захотелось есть. Это бы еще полбеды, но вдобавок мне совершенно расхотелось спать. Я чувствовала себя необыкновенно бодрой и сильной, точно принятая мной ванна обладала живительным эффектом.
Я переоделась в халат, посидела немного на мягкой, пахнущей утренней свежестью постели и попыталась расслабиться. У меня это получалось плохо. Перед глазами все еще мелькали проселочные дороги, холмы, поросшие лесом, силуэты незнакомых городов. Из головы не шли мысли о печальной судьбе Стрельниковых, о странной парочке братьев Коробейниковых, о которых мы с Виктором, в общем-то, ничего не знали, о сексуальном маньяке, который будто бы нарочно поджидал нас в этом городе. Непонятным образом в моем воображении этот тип представал в образе благообразного джентльмена с седыми висками, в немного старомодном черном костюме и галстуке бабочкой. Заснуть представлялось совершенно невозможным.