Бальзам на душу
Шрифт:
– Как вам угодно, – пожала я плечами. – Только будьте осторожны. Все-таки мы не у себя дома.
Вампир аккуратно сложил драгоценные листки и сунул за пазуху. Они с братом поднялись одновременно. Не успели мы оглянуться, как они уже выскочили за дверь.
– Вот так, – сказала я Виктору. – Гусь свинье не товарищ. Они, наверное, надеются уже сегодня удрать с сокровищами, бросив нас здесь. Ты думаешь, я зря отказалась ехать с ними?
Виктор пожал плечами.
– Время терпит, – высказался он.
Мне тоже так казалось. По моему мнению, сейчас было важнее познакомиться с жизнью
– Может быть, прогуляемся? – предложила я Виктору. – Надо же взглянуть на достопримечательности. Познакомиться с историей. Вдруг сокровища, которые мы ищем, давно обнаружены? Вспомни «Двенадцать стульев»! А если пани Шленская построила свой отель именно на эти деньги?
– Староват, – с сомнением заметил Виктор и пошел к себе в номер переодеться.
Я не стала терять времени и спустилась вниз. В холле никого не было, кроме портье – лысоватого долговязого господина в ливрее, который сосредоточенно смахивал метелкой пыль с листьев стоявшей у входа пальмы. На лице у господина было написано выражение необыкновенного достоинства. Я сказала, что хотела бы увидеть хозяйку.
– Увы, это сейчас невозможно, дорогая пани, – внимательно поглядев на меня, сказал портье. Речь у него была певучая и тоже полная достоинства. – Хозяйка отдыхает. Ночью у нее был приступ. Но я к вашим услугам. Можете называть меня паном Леопольдом.
– Приступ? – обеспокоилась я. – Пани Шленская серьезно больна?
Портье скупо улыбнулся.
– Ничего катастрофического, – сказал он. – Типично женский недуг. Мигрень. Моя покойная супруга тоже очень страдала от головных болей. Когда у нее начинался приступ, в нашем доме начинался армагеддон! – доверительно сообщил он.
– Надеюсь, ваша супруга умерла не от мигрени? – спросила я.
– Ну что вы! – укоризненно промолвил портье. – Конечно же, нет. Она умерла от удара. Моя жена была старше на двадцать лет, – с почтительной грустью закончил он. – Я был ее четвертым мужем.
– Сочувствую, – сказала я. – Пан Леопольд, в гостинице предусмотрена автостоянка?
– К сожалению, – покачал он головой. – За домом есть гараж, но это только для автомобиля хозяйки. Но вы можете ставить машину на улице. Здесь у нас безопасно.
– Я уже наслышана, – заметила я невинно. – И все постояльцы оставляют свои машины именно на улице?
– Как правило, – сказал он. – Но сейчас, по-моему, кроме вас, никто из гостей не располагает автомобилем.
– Вот как? – удивилась я. – Но мне показалось, что ночью… Впрочем, это неважно! Скажите, кому до войны принадлежала эта территория?
Пан Леопольд сокрушенно вздохнул.
– Боже, кому она только не принадлежала! – патетически воскликнул он. – Здесь были все – австрийцы, поляки, немцы… Сейчас здесь незалежна Украина, пани, но кто знает, как надолго? Кстати, – неожиданно добавил он, – если желаете помыть машину, я могу распорядиться. У нас есть человек, который занимается этим.
– Спасибо, может быть, в другой раз, – сказала я. – Собственно, мои друзья собирались куда-то поехать – это их машина.
Расставшись с портье, я вышла из отеля и обошла здание кругом. Там в окружении цветущих кустов жасмина я увидела гараж. Его ворота были раскрыты. На бетонированной площадке перед гаражом возился угрюмый коротконогий детина в спортивном костюме. Он поливал из шланга темно-вишневый «Опель». Над сверкающим лаком капотом взлетали радужные брызги. Рискуя попасть под струю, я приблизилась к машине и с любопытством присела у заднего колеса.
Сама не знаю, что я ожидала увидеть, но то, что я увидела, показалось мне крайне интересным. В прорези на резине протектора кое-где набилась земля с прилипшими к ней иголками – то ли еловыми, то ли сосновыми – мои ботанические познания оставляли желать лучшего. Несомненно было одно – эта машина совсем недавно побывала там, где, образно говоря, кончается асфальт, возможно, в лесу.
Шум воды оборвался. Коротконогий вынырнул из-за машины внезапно, так что я вздрогнула. Он уставился на меня злыми желтыми глазами и выразительно подбоченился. Я мило улыбнулась ему и медленно поднялась, всем видом показывая, что не замышляла ничего плохого.
– Доброе утро! – сказала я. – Меня зовут Ольга. Живу в этой гостинице. А это машина пани Шленской?
– Не розумею, – буркнул детина, взмахивая кулаком, то ли в знак угрозы, то ли в подтверждение своей слабости в языках. Кулаки у него были большие, розовые, покрытые какими-то бледными пятнами.
– А если так? – невинно спросила я, вытягивая из кармана джинсов пятидесятирублевую купюру.
О том, что в незалежной Украине деревянный рубль пользуется большим почетом, чем где-либо, я была наслышана давно. Однако то ли мы слишком далеко заехали на запад, то ли здесь были высокие заработки – одним словом, хрустящая бумажка не произвела на мойщика машин никакого впечатления. Он попросту отвернулся и, подхватив с земли шланг, демонстративно направил струю воды мне под ноги. Я едва успела отскочить в сторону.
Детина посмотрел на меня с мстительным удовлетворением и повернулся ко мне спиной. Поток сверкающей воды ударил по задним колесам, смывая грязь. Наверное, мне следовало предложить этому невеже доллар, но теперь у меня совсем пропало настроение.
Я медленно ретировалась и, завернув за куст, почти наткнулась на моего ночного знакомца. Кажется, он был свидетелем моего разговора с мойщиком, потому что, предупредительно улыбнувшись, спросил:
– У вас какие-то проблемы? Может быть, я могу чем-то помочь? – выговор у него был безупречный, но, пожалуй, слишком правильный, как у преподавателя или диктора.
Я махнула рукой, а человек с седыми висками, похожий на Джеймса Бонда, наклонил голову и отрекомендовался:
– Позвольте представиться – Артур Куницкий, профессор славистики, Боннский университет. Здесь нахожусь в командировке. А вы путешествуете?
– Вроде того, – сказала я, мгновенно среагировав на имя Артур. – Можете звать меня Ольгой. А что делают профессора славистики в такой дыре?
– Это не так просто объяснить, – улыбнулся Куницкий. – Вы кто по профессии?
– Пожалуй, гуманитарий, – ответила я. – Наверное, у меня есть шанс постичь ваши объяснения, как вы думаете?