Бальзам на душу
Шрифт:
– Да, я бы никогда не подумала, что имею дело с немцем, – согласилась я.
Куницкий кивнул.
– Тем не менее это так, – сказал он. – Мой отец Отто Кунитц занимал довольно высокий пост в берлинском отделе гестапо, а мой дядя штурмбанфюрер СС Генрих Кунитц служил в составе зондеркоманды, действовавшей на территории Украины. Теперь начинаете понимать?.. Да-да, письмо, которое вы так старательно и удачно перевели на русский язык, было написано моим бедным дядей. В конце войны он получил задание захоронить в районе города Балкен секретный архив своего подразделения, а также кое-какое вооружение, которое вывезти было уже невозможно. Сообразили наконец, почему я сказал, что вы зря с нами связались? Вот именно – никакого
– А вы, значит, собирались? – спросила я.
– Ну что вы! – снисходительно хмыкнул Куницкий. – Конечно, оружие с полей великой войны – это романтично, интригует… Но как раз его мы не собирались трогать – зачем? Разумеется, нас интересовали только документы. Только они. Эти старые бумаги, совершенно бесполезные для вас, для нас являются настоящим золотым дном.
– Ну почему же? – возразила я. – Наверное, многие историки с большим интересом взглянули бы на эти документы. Да и правоохранительные органы, я думаю, тоже…
– Оставьте! – поморщился Куницкий. – Сколько можно мусолить одно и то же? Оккупация, зверства СС… Разве сегодня это заинтересует делового человека?
– А что же может заинтересовать делового человека?
– Конечно, деньги! – убежденно сказал Куницкий. – Завладев этим архивом, мы получаем огромные возможности манипулировать определенными людьми, занимающими сейчас весьма видное место в политике и бизнесе. Вы спросите, почему? Конечно, деятельность СС на оккупированных территориях – это дела давно минувших дней, но все между собой связано, дорогая Ольга! Потянешь за ниточку, и вдруг открывается такое… Многие, очень многие люди не желали обнародования документов, которые лежат здесь! У кого-то бизнес в своих истоках связан с рабочей силой, которую вывозили в Германию с этих земель, у кого-то отец участвовал в карательных акциях. Зря думаете, что это не имеет сегодня никакого значения. Запад свихнулся на политкорректности, на чувстве вины перед всем миром. Я считаю это идиотизмом, но должен признать, что этот вид безумия нам на руку.
– Значит, вы решили заняться шантажом? – ехидно уточнила я.
– Крупным шантажом! – поправил меня Куницкий. – Шантажом высочайшего класса. Которым могут заниматься немногие профессионалы. Это очень опасное занятие, Ольга!
– В основном для тех, кто с вами сталкивается, – с отвращением сказала я.
– Это естественно, – спокойно заметил Куницкий. – Было бы странно, если бы мы проявляли в таких делах мягкость. В идеале нужно было и вас убрать. Я имею в виду – сразу, еще в Тарасове. Нас удержало только одно – Бруно не был до конца уверен, что получил от вас подлинные документы. Ведь мы сразу раскусили вас! – сказал он насмешливо. – Вы намеренно позволили нам завладеть документами. Бруно понял, что вы ведете какую-то игру. Обсудив все, мы поняли, что вы обязательно приедете сюда, и стали вас ждать. Кстати, во всех гостиницах были расставлены мои люди. Мы ждали вас, ничего пока не предпринимая. Единственное, что мы сделали, это детально изучили местность вокруг замка и поняли, в каком направлении нужно действовать. Однако действовать нам мешали. Во-первых, вот-вот должны были появиться вы, во-вторых, мои соотечественники не ко времени затеяли эту возню с туризмом, и в довершение ко всем бедам на нашу голову свалился маньяк! Это было просто наваждение. Пришлось хорошенько поломать голову, но в конце концов все неплохо устроилось, как вы считаете? Отбросив личную неприязнь, вы должны согласиться, что я изящно решил все проблемы…
– Вы гнусный тип. Это все, что я могу сказать, – устало заметила я. – Но у нас есть пословица – сколько веревочке ни виться…
– Я знаю эту пословицу, – перебил меня Куницкий. – Не забывайте, я служил в отделе, который вплотную занимался СССР. Мне приходилось жить среди русских. Они чересчур суеверны и слишком доверяют пословицам, которые в большинстве своем оправдывают бездеятельность и ожидание чуда… Я не верю в чудеса. Знание своей цели, знание человеческой психологии и точный расчет времени – вот залог успеха в любом деле.
– Что и говорить, трудолюбием и пунктуальностью вас бог не обидел, – саркастически заметила я. – Вам бы еще немного морали…
– Морали? – удивился Куницкий. – Какой от нее прок? Меня столько раз убивали, Ольга, я побывал в таких переделках… И ни разу я не видел, чтобы мораль кому-то помогла. Давайте оставим ее политикам – пусть сдабривают ею свои предвыборные речи, больше она ни на что не пригодна. Ведь вас сюда привела тоже не мораль, верно?
– А вот тут вы не правы, – сказала я. – Мне тоже приходилось бывать в переделках. Между прочим, вы готовы меня в любую минуту убить. И все-таки меня волнует в первую очередь моральная сторона дела.
– Не совсем понимаю, – с любопытством посмотрел на меня Куницкий.
– Меня привело сюда вовсе не желание завладеть кладом, – ответила я. – Главная цель – найти преступников. Наказание должно быть неотвратимым. Вы не можете так просто убивать людей.
Куницкий немного помедлил, с интересом разглядывая меня. Так он мог разглядывать не виданную ранее зверушку в зоопарке. Наконец он сказал:
– Вы такая странная женщина! Весь род людской делится на тех, кто убивает и кого убивают. Но вы-то ведь из второй категории. На что же вы рассчитываете? И потом, я вам просто не верю. Ведь не хотите вы меня убедить, что вас интересуют жизни посторонних вам людей – всяких там Стрельниковых, Сидорчуков…
– Кстати, давно хочу понять, – сказала я, – как вам удалось отыскать старика Федченко? Пускай это тот самый Сидорчук, о котором пишет в письме ваш дядя, но как? После стольких лет…
– Это было непросто. Вы, русские, наверняка назвали бы это чудом. Начать с того, что я мог вообще никогда не узнать о кладе. Мой отец погиб в Берлине в сорок пятом. Я в Берлине родился – в сорок шестом. Жизнь моя складывалась совсем не так гладко, как хотелось бы. Не буду вдаваться в подробности. Сразу скажу, что пять лет назад, будучи проездом в Уругвае, я совершенно случайно встретил своего престарелого дядю Генриха. Он мне все и рассказал. Оказывается, ему удалось выжить в той мясорубке, залечить раны и даже бежать в Южную Америку. Но вернуться в Европу ему уже было не суждено. Почетную миссию найти секретный архив он возложил на меня – вспомнил кое-что о людях, которым передал письмо и карты. Сначала это дело меня не очень заинтересовало, но потом, прикинув выгоды предприятия, наведя кое-какие справки, я решил, что им все-таки стоит заняться.
– Почему ваш дядя сразу не объяснил, где нужно искать клад? – спросила я. – Почему вы пошли таким сложным и грязным путем?
– По очень простой причине, – сказал Куницкий. – Без точного указания места можно копать здесь землю хоть десять лет. Вы еще не видели подземных ходов в этом замке – это лабиринт. Разумеется, старик запамятовал подробности. Но зато он отлично помнил все биографические данные своих солдат – даже украинцев, это был его пунктик.
– И вы отправились на поиски Федченко?
– В первую очередь, Сидорчука, – пояснил Куницкий. – Их было двое – Сидорчук и Федченко. Выжить удалось только второму. Но он двинул не на Запад, как рассчитывал дядя, а вернулся в Россию. Наверное, смекнул, что, когда все уляжется, он сможет заняться кладом сам. Но обстоятельства жизни ему этого не позволили…
– Почему же ваш дядя не доверил письмо немцам?
– Он боялся, что немцам, да еще эсэсовцам будет сложнее уцелеть в побежденной Германии. Должен заметить, что тут он не ошибся – я наводил справки. Все четверо немцев, которые были здесь с дядей Генрихом, не сумели даже добраться до Германии – никто не знает, где их могилы.