Бальзам на душу
Шрифт:
– Пока есть, – упрямо сказал кровожадный Макс.
Барабаш издал горлом странный плачущий звук. Он слышал все и был напуган до смерти. Наверное, он хотел просить о милосердии, но голос просто не повиновался ему.
– С его головы не упадет ни один волос! – грозно сказал Куницкий и, оборачиваясь к Барабашу, успокаивающе добавил: – Не бойтесь, с вами ничего не случится. Я за это отвечаю. Но цена этому прежняя – ваше абсолютное молчание. Если вам захочется поболтать где-нибудь в кругу приятелей, лучше сразу закажите себе гроб. Я многое могу
– Я… я… мне все понятно, герр профессор! – проблеял Барабаш, трясясь как осиновый лист.
– А теперь садитесь в машину и уезжайте! – скомандовал Куницкий. – И запомните – полное молчание!
Барабаша не надо было упрашивать. Он мгновенно прыгнул за руль своей машины, запустил мотор и, врубив заднюю передачу, с ревом покатил по дороге, ослепляя нас светом фар. Отъехав подальше, он сумел развернуться и, прибавив газу, помчался прочь. Через минуту он исчез за поворотом лесной дороги.
Куницкий посмотрел ему вслед и негромко сказал:
– Все, уходим!
Чьи-то сильные руки подхватили меня, подняли и повели вверх по дороге. Теперь, когда погас свет фар, вокруг была почти непроглядная тьма, от которой в душу закрадывался необъяснимый, первобытный страх. Прибавьте к этому уже вполне объяснимый страх перед безжалостными убийцами, и вы поймете, как скверно я себя чувствовала в тот момент.
Пройдя метров сто, группа остановилась. Я услышала, как открываются автомобильные дверцы. Присмотревшись, я поняла, что на обочине стоит крошечный микроавтобус – видимо, черного цвета, потому что он почти полностью сливался с темнотой чащи. Меня втолкнули в него и усадили на сиденье. Рядом, тесня меня крепким плечом, устроился сам Куницкий. Я обратила внимание, что сейчас от него пахло не только дорогим одеколоном, но и странной смесью запахов свежей земли и мужского пота.
Бандиты расселись по своим местам. Все молчали. Только водитель, заводя мотор, выругался сквозь зубы. Вспыхнувшие фары осветили ощетинившиеся силуэты мохнатых елей и засыпанную хвоей дорогу. Мы поехали.
Глава 20
– Напрасно вы с нами связались, Ольга! Надеюсь, вы позволите мне называть вас именно так – ведь между нами теперь возникли отношения, которые с полным правом можно назвать интимными, не так ли? – с гаденькой усмешкой спросил Куницкий. – Жизнь, смерть, любовь – это же все явления одного порядка, верно?
Мы с ним находились в какой-то каменной норе – комнатке размерами три метра на три, находящейся в подземелье замка, образно говоря, за семью дверями. Для меня существование этого подземелья оказалось сюрпризом – ведь мы так и не успели как следует обследовать замок.
После того, как мы час тряслись по лесным дорогам, а потом в темноте тащились вверх по голому склону холма, меня сразу же отправили в эту комнату, слишком похожую на тюремную камеру, чтобы я могла строить какие-то иллюзии.
Отвалив тяжелый проржавевший засов на скрипучей железной двери, Куницкий лично препроводил меня в узилище и даже удостоил чести, решив немного побеседовать. Он зажег какую-то массивную то ли карбидную, то ли масляную лампу, поставил ее на каменный выступ стены и предложил мне садиться. Вместо мебели здесь лежал какой-то огромный деревянный брус, на который мы оба и уселись, сохраняя, впрочем, приличную дистанцию – я, потому что по-настоящему боялась этого человека, а Куницкий, наверное, потому что видел во мне уже не женщину, а без пяти минут покойницу.
Думаю, что и разговорился он по одной-единственной причине – хотел уточнить последние детали, хотел убедиться, не допустил ли какой-нибудь ошибки, которую еще не поздно исправить. Правда, не обошлось и без какого-то загробного тщеславия. Куницкому было приятно ощущать себя победителем, этаким эталоном жестокости и коварства. Поэтому в тоне его сквозило некое благодушие.
– Я отлично понимаю, какие мотивы двигали вами, Ольга, – продолжал он. – Но вы с самого начала исходили из неверной посылки. Возможно, будь я в тот момент рядом с вами, мне удалось бы вас разубедить. Но, к сожалению, в город Тарасов с миссией я отправил Бруно и Макса, а они небольшие мастера разговаривать…
– Я это заметила, – хмуро сказала я. – Заплечных дел мастера – вот кто такие ваши максы и бруно!
– Это верно, – кивнул Куницкий. – Но это не единственный их талант. Должен вам признаться, вы, к своему несчастью, столкнулись с профессионалами, с так называемыми рыцарями плаща и кинжала. К тому же мы уже давно работаем вместе и понимаем друг друга с полуслова… Наверное, вас очень удивит, когда я скажу, что в свое время я был довольно успешным агентом одной из секретных служб, специалистом по Советскому Союзу…
– Нисколько не удивит, – заметила я. – Вы и внешне похожи на Джеймса Бонда. Это бросается в глаза. Жаль, что я так и не сумела вас до конца раскусить…
– Сожалею! – засмеялся Куницкий. – Знаете, я сознательно культивирую этот образ. Серьезные люди никогда не поверят, что импозантный спортивный мужчина действительно является агентом. Пресса приучила всех, что агент должен быть серым и незаметным. Но это не всегда верно и не всегда оправданно. Вы могли убедиться в этом на собственном опыте.
– На чью же разведку вы теперь работаете, профессор Куницкий? – спросила я.
– Вообще наша группа работает на тех, кто лучше платит, – серьезно сказал Куницкий. – Но теперь мы ушли на вольные хлеба, Ольга. Тому были весьма веские причины… – Он на секунду задумался, словно припоминая что-то, а потом доверительно сказал: – Моя настоящая фамилия Кунитц. Артур Кунитц. Она мало кому известна. По понятной причине я ее никогда не обнародовал. Только оформляя последние документы, я решил о ней вспомнить, несколько ее трансформировав. Так получился профессор Куницкий. Конечно, меня трудно всерьез назвать славистом, но, согласитесь, русский язык я знаю совсем неплохо!